Андрий – младший сын Тараса Бульбы. Он вместе со своим старшим братом Остапом окончил Киевскую бурсу, где учился охотно, без напряжения, мечтал о подвигах и сражениях. Он был изобретательнее, чем его брат, умел увёртываться от наказания.
В отличие от Остапа Андрий был более привязан к мирной жизни, полной разнообразных наслаждений. С самой ранней юности он начал ощущать «потребность любви» . Именно любовь заставляет Андрия совершить преступление, перейти на сторону врага. Для него воплощением любви становиться прекрасная панночка: «Кто сказал, что моя отчизна Украина? Кто дал мне её в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для неё всего. Отчизна моя – ты!... и всё, что ни есть, продам, отдам, погублю за такую отчизну! » Андрий готов был служить паночке до последней капли крови. Из - за любви козак предаёт свою отчизну: «А что мне отец, товарищи и отчизна? Так если ж так, вот что: нет у меня никого! Никого, никого!» . Андрий отказался от своей родины, от верности своему народу, от отца и брата.
Андрий начинает сражаться на стороне врага против своих вчерашних друзей соратников. Смерть выступает достойным наказанием для человека, совершившего такое предательство. Тарас убивает своего сына и долго смотрит «на бездыханный труп» Андрия, который «был и мёртвый прекрасен» . Андрий погиб за свою любовь, судьба его была трагична.
стап-старший сын Тараса Бульбы. Он вместе с младшим братом окончил Киевскую академию. Остапу знания давались с трудом, только под угрозой отца остался он в академии.
Вскоре Остап стал одним из лучших в академии. Всегда считался хорошим товарищем и его за это единодружно любили. С равными был прямодушен. Имел в сердце доброту и был тронут слезами бедной матери. После окончания учёбы Остап с братом приехали домой. Оба молоды и красивы, отправились с отцом в Запорожскую Сечь. Остап всё время думал о сражениях, мечтал о ратных подвигах, хотел ни в чем не уступать своему прославленному в битвах отцу.
В свои 22 года он был поразительно хлоднокровен, всегда трезво мог оценить опасность. Остап ни разу не растерялся, не смутился в бою. Крепостью дышало тело молодого казака, а рыцарские качества приобрели силу льва. Казаки быстро оценили силу, смелость, ловкость, отвагу в бою. Даже Тарас Бульба поговаривал, что со временем из Остапа будет добрый полковник.
Остап остался до конца жизни верен своей отчизне, своему дому. Даже в плену, когда его подвергали страшным мукам, он не сказал ни слово, ни крика, ни стона не вырвалось из его истерзанной груди.
Он умер, как верный сын своей Родины.
Направо сверкнула молния и, точно отразившись в зеркале, она тотчас же
сверкнула вдали.
- Егорий, возьми! - крикнул Пантелей, подавая снизу что-то большое и
темное.
- Что это? - спросил Егорушка.
- Рогожка! Будет дождик, так вот покроешься.
Егорушка приподнялся и посмотрел вокруг себя. Даль заметно почернела и
уж чаще, чем каждую минуту, мигала бледным светом, как веками. Чернота ее,
правым горизонтом мигнула молния и так ярко, что осветила
часть степи и место, где ясное небо граничило с чернотой. Страшная туча
надвигалась не спеша, сплошной массой; на ее краю висели большие, черные
лохмотья; точно такие же лохмотья, давя друг друга, громоздились на правом и
на левом горизонте. Этот оборванный, разлохмаченный вид тучи придавал ей
какое-то пьяное, озорническое выражение. Явственно и не глухо проворчал
гром. Егорушка перекрестился и стал быстро надевать пальто.
- Скушно мне! - донесся с передних возов крик Дымова, и по голосу его
можно было судить, что он уж опять начинал злиться. - Скушно!
Вдруг рванул ветер и с такой силой, что едва не выхватил у Егорушки
узелок и рогожу; встрепенувшись, рогожа рванулась во все стороны и захлопала
по тюку и по лицу Егорушки. Ветер со свистом понесся по степи, беспорядочно
закружился и поднял с травою такой шум, что из-за него не было слышно ни
грома, ни скрипа колес. Он дул с черной тучи, неся с собой облака пыли и
запах дождя и мокрой земли. Лунный свет затуманился, стал как будто грязнее,
звезды еще больше нахмурились, и видно было, как по краю дороги спешили
куда-то назад облака пыли и их тени. Теперь, по всей вероятности, вихри,
кружась и увлекая с земли пыль, сухую траву и перья, поднимались под самое
небо; вероятно, около самой черной тучи летали перекати-поле, и как, должно
быть, им было страшно! Но сквозь пыль, залеплявшую глаза, не было видно
ничего, кроме блеска молний.
Егорушка, думая, что сию минуту польет дождь, стал на колени и укрылся
рогожей.
- Пантелле-ей! - крикнул кто-то впереди. - А.. . а... ва!
- Не слыха-ать! - ответил громко и нараспев Пантелей.
- А... а... ва! Аря... а!
Загремел сердито гром, покатился по небу справа налево, потом назад и
замер около передних подвод.
- Свят, свят, свят, господь Саваоф, - прошептал Егорушка, крестясь, -
исполнь небо и земля славы твоея.. .
Чернота на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем; тотчас же опять
загремел гром; едва он умолк, как молния блеснула так широко, что Егорушка
сквозь щели рогожи увидел вдруг всю большую дорогу до самой дали, всех
подводчиков и даже Кирюхину жилетку. Черные лохмотья слева уже поднимались
кверху и одно из них, грубое, неуклюжее, похожее на лапу с пальцами,
тянулось к луне. Егорушка решил закрыть крепко глаза, не обращать внимания и
ждать, когда вс? кончится.
Дождь почему-то долго не начинался. Егорушка, в надежде, что туча, быть
может, уходит мимо, выглянул из рогожи. Было страшно темно. Егорушка не
увидел ни Пантелея, ни тюка, ни себя; покосился он туда, где была недавно
луна, но там чернела такая же тьма, как и на возу. А молнии в потемках
казались белее и ослепительнее, так что глазам было больно.
- Пантелей! - позвал Егорушка.
Ответа не последовало. Но вот, наконец, ветер в последний раз рванул
<span>рогожу и убежал куда-то. Послышался ровный, спокойный шум</span>