Значение слова «хитрость» многогранно
Хитрость – это всегда лукавство, искажение фактов, образов действительности. И в основе ее лежит ложь, малая или большая. Ложь – это всегда плохо. Хотя ложь бывает и вынужденной, которую можно оправдать. Некоторые считают, что хитрость – это порок. Думаю, что это заблуждение. Обобщать не следует. Все зависит от ситуации, в которой используется хитрость человека
<span>Хитрость хитрости рознь. Хитрость бывает очень искусная, так что «подделка ничуть не хуже оригинала – правды» . Бывает глупая, попасться на которой ничего не стоит, главное – захотеть уличить во лжи человека, извернуться в таком случае уже не выйдет. Качество хитрости определяет интеллект. Не путать интеллект и ум.</span>
довоенного далека М. Булгаков встает как поразительное явление русского духа. В эпоху слепого фанатизма и безвольного приспособленчества он сохранил великую душевную стойкость. Его ясная мысль, его удивительный, неподражаемый вольный смех витают над десятилетиями, живут в сонме характеров и множестве сюжетов.
В 20-е годы он был по преимуществу сатирическим писателем. И ранние вещи — особенно «Дьяволиада», «Похождения Чичикова», и зрелая проза его повестей «Собачье сердце» и «Роковые яйца», и блистательный и горький смех «Багрового острова», и острые трагикомедии «Бег» и «Зойкина квартира» — все это совершенно замечательные страницы нашей сатирической классики. Смеховая прививка с самого начала оплодотворила и его карнавально-философский роман об Иешуа Га-Ноцри, Пилате и мастере с его Маргаритой, о Воланде и Иване Бездомном... И все же Булгаков-художник не может быть охвачен никаким определением.
Он воплотил в себе беспокойную традицию великой русской литературы — преодоление одиночества души человеческой, взыскующей смысла жизни, постигающей «проклятые вопросы» бытия. Эти мировые вопросы трагически преломились в XX веке, и разлом прошел через Россию, через самую душу нашего соотечественника.
Главный вопрос великого булгаковского романа "Мастер и Маргарита" — как жить человеку и «кто управляет жизнью человеческой, если Бога нет»? Помните, именно об этом идет разговор между Берлиозом, Иваном Бездомным и Воландом на самых первых страницах романа?
Можно ли жить, «отменив» Бога? И может ли человек сам управлять своею жизнью и «всем вообще распорядком на земле?»
Писатель отстаивал культуру как великую общечеловеческую и личную ценность. В эти годы ей грозила смертельная опасность, — в неистовстве нового нигилизма, в бесовстве берлиозов, швондеров и шариковых, прорвавшихся к власти. Булгаков до конца стоял на том, что в сохранении культурной памяти — общее спасение наше. И спасение каждого. Он предупреждал о трагедии, которая будет следствием духовного беспамятства, когда править бал будет Сатана потребительщины и уравнительности.
О ком бы ни шла речь: о профессоре Персикове («Роковые яйца») или профессоре Преображенском («Собачье сердце»), о драматурге Дымогацком («Багровый остров») или писателе Максудове («Театральный роман»), академике Ефросимове («Адам и Ева») или мастере — Булгаков полагает, что помимо таланта, компетентности, работоспособности в России XX века спасительно необходимо еще личное духовное бесстрашие. «Трусость», говорится в романе "Мастер и Маргарита", — «это самый страшный порок». Булгаков знал, что является «одним из самых главных человеческих пороков» в эпоху великого энтузиазма и великого страха.
Вот почему его Иешуа Га Ноцри не может ни при каких обстоятельствах «отвернуться», «опустить глаза», пойти на компромисс. Он утверждает человеческое достоинство, преодолевая «страх», «смертью смерть поправ».
Того же, кто уклоняется, как бы ни был он нам мил и симпатичен, не минует возмездие: Персикова растерзала толпа, творящая дикий самосуд; Преображенский едва не был убит монстром, которого он же случайно создал в самодовольном стремлении усовершенствовать человеческую породу по своему разумению и прихоти. А мастер, не победивший страха и отрекшийся от своего романа, будет лишен Света, высшей благодати, которой может удостоиться лишь тот, кто не сдается до конца...
Самому Булгакову пришлось пережить не меньше того, что выпало на долю его героев, вместе взятых. Он же, искушаемый и истязаемый, сумел все же устоять. Потому и вернулся в литературу.
<span>Источник: Акимов В.М. От Блока до Солженицына: Путеводитель по русской литературе XX в. - СПб.: "Искусство-СПБ", 2010</span>
Всеобъемлющая, подавляющая все остальные чувства страсть самоутверждения, стремление любой ценой утвердить себя наравне с эталонами, героями, гениями, доказать свое превосходство, исключительность — вот основной двигатель поступков главного персонажа трагедии “Моцарт и Сальери”. В этом его родство с героями других “Маленьких трагедий”. Подобные Сальери люди наделены индивидуалистическим сознанием, все их поступки направлены на удовлетворение своего честолюбия, утверждение личной независимости, превосходства. Счастье для них — утверждение своих духовных принципов, невзирая на жизненные принципы других людей. Отсюда и подавление всех естественных человеческих чувств: привязанности, любви, дружбы.
Трагедия начинается с драматического монолога Сальери, подводящего безрадостный итог своей целеустремленной, наполненной жесткими ограничениями жизни.Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет — и выше.Горечь и скорбь этого восклицания — прямое продолжение негодующей реплики герцога в трагедии “Скупой рыцарь”:
Ужасный век, ужасные сердца!” Однако, познакомившись с Сальери ближе, мы осознаем, что этот человек — не духовный наследник олицетворяющего справедливость герцога, а прямой потомок одержимого эгоистической страстью барона. Что же так глубоко возмутило Сальери? То, чего опасался и барон: разрушение системы ценностей. История его жизни, при существенном различии во времени, социальном положении и интеллектуальном уровне — тот же многотрудный путь к самоутверждению, к созданию своего незыблемого мира.
Сальери с достоинством прожившего осмысленную, целеустремленную жизнь человека говорит:Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке.
Путем самоотверженного труда, полного отрешения от нормальной человеческой жизни он выстрадал тонкое чувство музыки, постижение законов гармонии, признание жрецов искусства:Усильем, напряженным постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой.
Слава Мне улыбнулась...
Сальери обрел душевный покой, испытал удовлетворение, постепенно познавая тайны музыки. И все это вдруг оказалось растоптанным, разрушенным появлением Моцарта — гениального, одаренного природой музыканта. Вся система духовных ценностей оказалась повергнутой в прах, что привело Сальери в отчаяние, вызвало у него и негодование:Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?. Точно так же негодует царствующий в своих подвалах с золотом барон при мысли о том, что результат его самоотверженной жизни достанется “безумцу, расточителю молодому” Альберу, не приложившему ни малейших усилий для достижения этого могущества. Обида Сальери, на мой взгляд, понятна и вызывает сочувствие. Но разве можно подчинить гений сухой логи“Поверить алгеброй гармонию” уже созданного произведения, разумеется, можно, и тут безупречный вкус и совершенное знание музыкальной культуры возносят Сальери на вершину избранного им искусства. Однако совершенное владение теорией и техникой музыки еще не гарантия создания гениальных произведений.Сальери к тому же так и остался ремесленником в творчестве, он не может выйти из-под влияния то Глюка, то Пуччини, то Гайдна.Моцарт и Сальери — две противоположности. Сальери — олицетворение гордого одиночества и презрения, Моцарт — воплощение жизнелюбия, наивной доверчивости, трогательной человечности. Оба они стоят высоко над толпой. Но Моцарт универсален, а Сальери узок, Моцарт вмещает в себя весь мир и щедро делится с ним своими творческими откровениями, Сальери же эта его щедрость возмущает.Несправедливое устройство мира воплотилось для Сальери в Моцарте-человеке. Если бы тот был отрешенным от жизни аскетом, напряженным трудом постигающим тайну музыки, Сальери, мне кажется, по-доброму радовался бы его успехам. Но в Моцарте сосредоточивается враждебное Сальери творческое начало. Незаслуженный дар Моцарта разрушает всю систему ценностей, обессмысливает и разрушает весь жертвенный жизненный путь Сальери. И он всем своим существом протестует против этого. Оправдывая себя, Сальери утверждает, что он “избран, чтоб его остановить — не то мы все погибли. Мы все, жрецы, служители музыки, не я один с моей глухою славой...” Моцарт должен уйти, чтобы не нарушался устоявшийся миропорядок, чтобы несколько порывов вдохновения гения не обесценили дающееся трудом искусство избранных, потому что, “возмутив бескрылое желанье” в простых людях, он все равно не сможет поднять их на более высокую духовную ступень.
Надеюсь найдешь здесь то что тебе нужно))