В отличие от ранних рассказов, в центре которых была судьба или отдельный эпизод биографии героя, рассказ "Век живи - век люби" отличаеся исповедальностью, вниманием к тончайшим и таинственным движениям души, которая мечется в поиске гармонии с собой, миром, Вселенной.
По очень точному наблюдению критики, — «новый уровень общения людей: здесь душа с душою говорит» . Если в повестях Распутина душа высока в своей трагедии, но одинока, то в рассказах она распахнута навстречу миру, природе. Эта устремленность вовне душ героев обуславливает их обогащение неведомыми ранее чувствами.
<span> Любовь к добру — вот что привлекает в героях распутинских рассказов. Все они стремятся обрести внутреннюю гармонию, быть в ладу с собою, с людьми, с природой. Может быть, это происходит еще и потому, что энергия доброты, излучаемая взрослыми, жадно воспринимается детьми и затем приносит в их душах щедрые дары. В одном из лучших рассказов Распутина «Век живи — век люби» пятнадцатилетний Саня как раз и является носителем такого изначального заряда добра, уже требующего своей реализации. Это добро воплощено в стремлении к любви, ибо в ней — вся сила, держащая этот мир, не дающая ему пропасть; в ней — вся сущность человека: для того он и явлен миру, чтобы отблагодарить, согреть его своею любовью. Иначе, зачем человек в прекрасном мире — не для себя же только одного рожден он на свет?! </span>
Некрасов, Маяковский, Пушкин.
Становление и развитие русского языкознания связаны с такими корифеями в области лингвистики, как М. В. Ломоносов, А. Х. Востоков, В. И. Даль, А. А. Потебня, А. А. Шахматов, Д. Н. Ушаков, А. М. Пешковский, Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, С. И. Ожегов, А. А. Реформатский, Л. Ю. Максимов. Это только немногие, наиболее яркие представители русской науки о языке, каждый из которых сказал собственное слово в лингвистике.
М. В. Ломоносов (1711—1765), которого А. С. Пушкин назвал «первым нашим университетом», был не только великим физиком, вдумчивым естествоиспытателем, но и блестящим поэтом, замечательным филологом. Он создал первую научную российскую грамматику («Российская грамматика», 1757). В ней он, исследуя язык, устанавливает грамматические и орфоэпические нормы, причем делает это не умозрительно, а на основе своих наблюдений над живой речью. Он размышляет: «Почему шире, слабее лучше, чем ширее, слабе ?» Наблюдает за московским произношением: «Говорят жжался, а не сжался». Подобных этим наблюдений у него тысячи. Ломоносов первый разработал научную, классификацию частей речи. Ломоносов создал знаменитую теорию «трех штилей», которая оказалась не выдумкой сухого теоретика, а действенным руководством при создании нового литературного языка. Язык он разделил на три стиля: высокий, посредственный (средний), низкий. Высоким стилем предписывалось писать оды, героические поэмы, торжественные «слова о важных материях». Средний стиль был предназначен для языка театральных пьес, сатир, стихотворных дружеских писем. Низкий стиль — стиль комедий, песен, описаний «обыкновенных дел». В нем нельзя было употреблять высокие церковнославянские слова, предпочтение отдавалось собственно русским, подчас простонародным словам. Весь пафос теории Ломоносова, под влиянием которой долгое время находились все крупные деятели XVIII века, заключался в утверждении литературных прав русского языка, в ограничении церковнославянской стихии. Ломоносов своей теорией установил русскую основу литературного языка.
А. X . Востоков (1781—1864) был по натуре человеком независимым и свободным. Эти черты его характера отразились и в его научных трудах, из которых наибольшую славу ему принесли исследования по истории славянских языков. Востоков явился основоположником славянской филологии. Он написал знаменитую «Русскую грамматику» (1831), в ней он осуществил «перебор всего русского языка», рассмотрел его грамматические особенности на уровне науки своего времени. Книга издавалась множество раз, была основной научной грамматикой для своего времени.
В. И. Даль (1801—1872) многое успел сделать в жизни: был морским офицером, прекрасным врачом, путешественником-этнографом, писателем (его псевдоним Казак Луганский). Его очерки и рассказы В. Г. Белинский назвал «перлами современной русской литературы». Но больше всего он известен нам как составитель уникального «Толкового словаря живого великорусского языка», работе над которым он отдал 50 лет своей жизни. Словарь, в котором 200 тысяч слов, читается как увлекательнейшая книга.
Государь очень любил устраивать званые обеды. Правда, сам он с детства страдал кишечными коликами и оттого на обедах тех почти ничего не ел. Еще он боялся, что его все хотят отравить. Надо сказать, основания были. Кое-кто из гостей, сидящих за столом, наверняка соучаствовал в отравлении матери Ивана, Елены Глинской. А знали, кто ее отравил, уж точно все. Обед длился часов восемь. Двести блюд. Мясо, рыба, печеные лебеди. Мед, вино, настойки. Столовые приборы еще не использовались. Восемь часов смотрел и слушал Иван Грозный, как едят бояре. Иногда спьяну кто-нибудь проговаривался. Царь оживал. Наверное, именно так ведет себя человек, получивший подтверждение, что голоса в его голове реальны.
Ну и, кроме того, Ивана Васильевича наверняка раздражала боярская несдержанность в вопросах еды. И впрямь – неприлично так обжираться в присутствии больного человека.
Репрессии, кстати, могли последовать немедленно. Грозный жаловал виноватому кубок вина, обласканный не мог отказаться, пил и умирал. Бояре горевали недолго, продолжали пировать, тем самым провоцируя Ивана Грозного на дальнейшие характерные раздумья.
<span>Кстати сказать, такие вот царевы привычки невольно стимулировали развитие первого московского ресторана. Ресторан назывался «Царев кабак» и находился на месте нынешней гостиницы «Балчуг», через реку от Кремля. Выстроили его еще до венчания Ивана Васильевича на царство, в 1533 году, и на момент введения опричнины (еще одна персональная выдумка Грозного) «Царев кабак» был уже вполне заслуженным заведением. Так вот, бояре, какие побаивались посещать царевы обеды, принялись нервно ходить в «Царев кабак». Дескать, место хоть и другое, да государево. Сколько денег может оставить нервный русский человек в ресторане, того тебе, Ленни, не понять. Кабак соответственно развивался. Не замедлила и конкуренция. </span>
Иван Васильевич да и весь монарший двор, тяготевший к «рецептам православной кухни» (где рыбным блюдам уделялось немалое место), тоже любили полакомиться рыбкой.
Грозный особенно жаловал стерлядь. И предпочтение отдавал северной, знаменитой сизьменской, из которой готовили жирную и питательную уху.
Сложность царской натуры проявлялась и в пристрастии к «зеленому» вину. Хорошенько поужинав стерлядкой,
Иоанн, бывало, на утро чувствовал томление духа и расслабление жил. Вот тут и происходил переход от сложности к простоте. Царю подавали простецкие щи со снетками, что способствовало прояснению взора и утрясению мысли. Дабы с новыми силами управлять разрастающейся державой да держать в повиновении своенравных подданных. Для интересующихся приводим рецепт.
В большой серебряной кастрюле вскипятить три части воды с гвоздикой и перцем. В кипящую воду опустить одну часть капусты, обязательно заквашенной с морковью. Варить, пока капуста не сделается мягкой, и тогда опустить снетка так много, чтобы ложка стояла. На медленном огне проварить до размягчения рыбы, постоянно снимая пробу. Снять с огня, дать постоять. Засыпать сверху мелко порезанным укропом, сельдереем, петрушкой. Есть деревянной ложкой с зеленым луком, чесноком, мочеными яблоками, с холодной брусникой и ржаным хлебом.
<span>Правда, если нам, людям обыкновенным, попробовать сначала стерляди, а потом снетка, мы вряд ли проявим царскую сложность. Нам до Ивана Васильевича!.. Однако – что мешает попробовать приготовленного по его рецептам?</span>