<span>(1)Мы тронулись в путь;с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд – Гору.
(2)Мы шли пешком сзади,\ подкладывая камни по колеса\ ,когда лошади выбивались из сил.
(3)Казалось , дорога вела в небо, потому что ,сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд – Горы ,как коршун, ожидающий добычу.(4)Снег хрустел под ногами; воздух становился редок ;было больно дышать ;кровь поминутно приливала в голову.
2.- 1-4
3.-1-4
4. [ - = ]; [- = ].
[- = ] ; [ - = ]; [ = ] ;[ - = ].
5.</span><span>глаз мог разглядеть
</span><span>6.мы тронулись;пять кляч тащили
7.-2 \</span><span>подкладывая камни по колеса\
8. -4
9 -№3 (казалось)</span>
Вода-подлежащее, выражено существительным. Стекает-сказуемое, выражено глаголом. Вода (какая?) журчащая-прилагательное. Стекает(как?) с шумом-обстоятельство. Стекает (куда?) в водостоки-обстоятельство. Водостоки (какие?) городские-прилагательное.
В продолжении каждого месяца он хотя один раз наведывался к Петровичу, чтобы поговорить о шинели, где лучше купить сукна, и какого цвета, и в какую цену, и хотя несколько озабоченный, но всегда довольный возвращался домой, помышляя, что наконец придет же время, когда все это купится и когда шинель будет сделана. <span> Ни один раз в жизни не обратил он внимания на то, что делается и происходит всякий день на улице, на что, как известно, всегда посмотрит его же брат, молодой чиновник, простирающий до того проницательность своего бойкого взгляда, что заметит даже, у кого на другой стороне тротуара отпоролась внизу панталон стремешка, – что вызывает всегда лукавую усмешку на лице его.
</span>Теперь уже всякий частный человек считает в лице своем оскорбленным все общество.
Но Акакий Акакиевич если и глядел на что, то видел на всем свои чистые, ровным почерком выписанные строки, и только разве если, неизвестно откуда взявшись, лошадиная морда помещалась ему на плечо и напускала ноздрями целый ветер в щеку, тогда только замечал он, что он не на середине строки, а скорее на средине улицы.
Акакий Акакиевич прошел через кухню, не замеченный даже самою хозяйкою, и вступил наконец в комнату, где увидел Петровича, сидевшего на широком деревянном некрашеном столе и подвернувшего под себя ноги свои, как турецкий паша.
Ноги, по обычаю портных, сидящих за работою, были нагишом.
И прежде всего бросился в глаза большой палец, очень известный Акакию Акакиевичу, с каким-то изуродованным ногтем, толстым и крепким, как у черепахи череп.
Потом обратил его подкладкой вверх и вновь покачал, вновь снял крышку с генералом, заклеенным бумажкой, и, натащивши в нос табаку, закрыл, спрятал табакерку и наконец сказал:<span>«Нет, нельзя поправить: худой гардероб!»
</span>Отчаянный, не уставая кричать, пустился он бежать через площадь прямо к будке, подле которой стоял будочник и, опершись на свою алебарду, глядел, кажется, с любопытством, желая знать, какого черта бежит к нему издали и кричит человек.
Он шел по вьюге, свистевшей в улицах, разинув рот, сбиваясь с тротуаров; ветер, по петербургскому обычаю, дул на него со всех четырех сторон, из всех переулков.
ледный, перепуганный и без шинели, вместо того чтобы к Каролине Ивановне, он приехал к себе, доплелся кое-как до своей комнаты и провел ночь весьма в большом беспорядке, так что на другой день поутру за чаем дочь ему сказала прямо: «Ты сегодня совсем бледен, папа»
