Вы бы стихотворение поместили! Если нужна помощь.
<span>Когда-нибудь, прелестное созданье, </span>
<span>Я стану для тебя воспоминаньем, </span>
<span>Там, в памяти твоей голубоокой, </span>
<span>Затерянным - так далеко-далеко. </span>
<span>Забудешь ты мой профиль горбоносый, </span>
<span>И лоб в апофеозе папиросы, </span>
<span>И вечный смех мой, коим всех морочу, </span>
<span>И сотню - на руке моей рабочей - </span>
<span>Серебряных перстней, чердак-каюту, </span>
<span>Моих бумаг божественную смуту.. . </span>
<span>Как в страшный год, возвышены бедою, </span>
<span>Ты - маленькой была, я - молодою. </span>
<span>Стихотворение обращено к любимой дочке Але и представляет собой, как часто у Цветаевой бывает, автопортрет: профиль, папиросы, перстни и т. д. Автопортрет в "страшный год" - очевидно, 1918 (уточните дату написания) , когда в России начиналась гражданская война, а муж Цветаевой сражался неизвестно где. Написано стихотворение как бы из будущего - из "когда-нибудь", как будто этот страшный год уже стал воспоминанием. </span>
<span>Метафора - память голубоокая, возвышены бедою, в апофеозе папиросы </span>
<span>Эпитеты - на руке моей рабочей, бумаг божественную смуту, маленькой, молодою, грозный год. </span>
<span>Размер - ямб.</span>
Митраша.
Старательный, упрямый.
Помнит, помогает, решает.
Очень любит сестрёнку, помогает ей во всём, только иногда упрямится - и не слушает её.
Настя
благоразумная, хозяйственная
топила печь, готовила обед, хлопотала по хозяйству
самое главное в жизни — любовь и забота о своих близких.
Жил-был ворон. Был он не дурак, да не шибко чтоб умный. Служил он при дворе у льва секретарем. И отец его был секретарь и дед. «Богатство ум рождает! - говорил ему птенцу отец-ворон – Коли ума в жизни понабраться хочешь, деньгу иметь надо. А деньга у нас из жалованья берется. А жалованье тем больше, чем чин выше. А при высоком чину, стало быть, и богатство, и ум, и почет будут. Так что ,сын, клювом не щелкай.» Запомнил сын отцов завет на всю жизнь, и клювом ни разу не щелкнул.
Мечтал ворон о богатстве несметном да об уме великом, и кой-какие поручения выполнял: прошеньице ворон напишет да и вся служба. Жил он себе не тужил, в потолок поплевывал да думкой тешился, вдруг узнал, что приятеля его тетерева в чине повысили. Крепко ворон задумался «За что это его повысили? Чего он такого сделал? Он же глухой как пень! Да ему пока растолкуешь, что сделать надо, уж ночь наступит. То ли дело я! Я цельный день в трудах: то чернила свежие наливаю, то перья по столу разложу! А иной раз и под диктовку записываю! И за что его, а не меня пожаловали?!». Думал ворон, и выходило, что он со всех сторон обделен и добротою, и милостию начальников своих. Осердился ворон на всех и начальника несправедливого своего , и на министра чернильно-бумажного ведомства, и на льва, а пуще всех на тетерева. Выспрашивать начал его:
- За что это тебя, дружок, пожаловали? -Да я и не знаю – буркнул тетерев.
-Быть такого не может, чтоб ты чего-то не знал, братец. Поди обманываешь? -Да я не ведаю.
Пытал ворон битый час тетерева, а тот не сознается все ухает, не знает мол. С тех пор слова тетереву не скажет. Осердился ворон пуще прежнего, не на шутку обиду затаил. Не почуял он, так как званья низкого был, жалованье небольшое имел и глуп был, что тетерев не по своей воле в чин новый вошел. Кипел ворон злобою, на тетерева, друга старого, даже не взглядывал, а только накаркивал шепотом ему. Не прошло и месяца как ворону званье пожаловали. Рад был ворон, думал: «Ну вот ты и попался ,братец тетерев, я то уж тебе спуску не дам, я то уж в начальники твои выбьюсь, тебе то задам жару!». Но рано он радовался, в звании они с тетеревом равны стали.
Жил так ворон, злобу копил, да так сердился, что не заметил, как делом занялся: стрижат, что в подчинении были, гонять стал, да так что с них по семь потов сходило. придумал, приказы да грамоты заранее записывать, а как понадобится, вписать кого надо и что с ним сделать надобно. Трудился он усердно, а пыхтел еще пуще да так, что начальник его, в кибинете отдельном сидевший, услыхал, да призадумался: «Эк, какой труженик, надобно ему будет кибинет пожаловать.» Так и сделал, получил ворон кибинет и званье новое. А проситить товарища и не думал, злился всё. Думал он сначала, начальником стать над тетеревом – стал, работой нагрузил так что бедняга ухал поминутно. Тешился над беднягою: «Неповадно будет! Я то уж тебе не спущу!». А сам тоже рук не покладал. И служил усерднее, стало быть, от злорадства сил поприбавилося ему. Шли так годы, уж ворон у министра филина заместителем стал, сам лев за прилежность его отметил и повелел: « Шобы завтрева яму награду!» . Потом филин на пенсию ушел, а ворон на его место, министром, стал. Работа у министра не пыльная, сиди рядом со львом, да что ему в голову взбредет: записать аль порисовать бумагу подай, а потом печать поставь. Сидел ворон бездельничал, да про тетерева не забывал, всё козни думал, а потом вспомнил, что лев-то царь зверей, и попросил:
-Не велите казнить, царь батюшка , велите слово молвить. -Чаво тебе? -Преступника я нашел государственного. -Чаво! Кто? Казнить немедля!
Указал ворон на тетерева. Тот же день к столу царскому подали жаркое из тетерева. Рад был ворон, отмстил дураку. «Нечего было вперед меня лезть!». Прошло время немного, задумался ворон: «Почему же того дурака званьем-то пожаловали?», думал ворон понять не мог. Решил филина испросить, за что таких лентяев жалуют, а тот говорит «Лев указ издал, давным-давно, мол кажного кто работает давно при нём званьем жаловать.» Сконфузился ворон, обозлился на всех, да понял, что без толку злится. Сам виноват, что сто лет в обед, а нету у него ни семьи, ни друзей. Было у него жалованье да чин только.