В 1949 году Людмиле Улицкой было шесть лет. В сборнике рассказов "Детство сорок девять" (издательство "Астрель") собраны шесть ее коротких "свидетельств" о том времени. Рассказы могут показаться безыскусными и, как я прочла в одном из отзывов в интернете, дидактическими. На мой взгляд, это не так. Дидактики я не увидела вовсе, наоборот - неприкрашенную правду тогдашней жизни. Что даже удивительно, ведь это - первые произведения Людмилы Евгеньевны, публиковавшиеся когда-то еще в "Пионерской правде". Всего шесть коротеньких "вещиц", но они такие щемящие, и они о совершенно другой эпохе. Хотя... эпохи меняются, а суть человеческая остается. Вот, например, рвущий душу рассказ "Капустное чудо". Две маленькие сестрички (старшей - всего шесть лет) после войны остались сиротами и попали на воспитание к двоюродной бабушке. Та не сразу решилась оставить детей у себя (ведь это - обуза). Но девочки оказались трудолюбивыми и покладистыми, робкими и смирными. Они понимали: если дальняя родственница их прогонит, им некуда будет идти. В один из промозглых ноябрьских дней пожилая женщина отправила малышек за капустой. А это - не нынешнее посещение супермаркета. Нужно было отстоять долгую страшную очередь под дождем. И, главное, никакой гарантии, что капуста тебе достанется. Может, не завезут, а может, кончится перед твоим носом. Кстати: никому из "советских граждан, строителей коммунизма" и в голову не пришло пропустить детей вперед. У каждого - свои проблемы, и дома тоже семеро по лавкам сидят... Когда подошла очередь сирот, старшая, Дуся, вдруг с ужасом поняла, что из дырявого кармана ее старенького пальтишка выпала и потерялась десятка (большие по тем временам деньги). Капусты девочкам не дали, из очереди прогнали, никто из "граждан" их не пожалел: не скинулись всем миром хотя бы на один кочан, не помогли. Девочек охватил ужас: как они вернутся без капусты, не выгонит ли их двоюродная бабушка? А еще говорят, будто люди тогда были лучше... ...У героини рассказа "Восковая уточка" не было никаких старых ненужных вещей, которые можно было бы поменять хотя бы на самую пустяковую игрушку у старьевщика, регулярно приезжавшего к ним во двор. В отчаянии девочка украла у соседки старый половик и получила за него от старьевщика вожделенную восковую уточку со сломанным крылышком. В рассказе "Дед-шептун" дети из зависти разбили мячиком наручные часики у дошкольницы Дины: она тайком взяла их у старшего брата и нахвасталась во дворе, будто эти часики - ее. А ведь все эти дети - наверняка сознательные "октябрята и пионеры". Но, оказывается, и тогда люди были всего лишь людьми. А дети, увы, и вовсе не ангелы - обычно это злые и жестокие существа, порой даже более жестокие, чем взрослые. И пусть в нас бросит камень тот, кто сам без греха. Рассказы "Счастливый случай", "Бумажная победа" о том, что люди, как и у Достоевского, совмещают в себе "две бездны" - они и добрые, и злые одновременно. В "Счастливом случае" дети затравили во дворе больного мальчика (дразнили - "Генька хромой, сопли рекой"). Потом увидели, что и он, представитель "гнилой интеллигенции", тоже человек. Закрыв эту книгу Улицкой, я вспомнила "Юшку" Платонова. Люди злы, мир жесток, но... люди и добры. Каждый из нас должен сам делать выбор, должен делать самого себя. Я очень хочу, чтобы сборник рассказов "Детство сорок девять" Улицкой прочла моя шестнадцатилетняя дочь. Пусть сравнит, подумает. Я знаю, что времена "до мобильных телефонов" она считает доисторическими и совершенно искренно не понимает, как можно было жить без интернета. Но "Детство сорок девять" - это детство и ее бабушки тоже. Порой дочка спрашивает: "А при Советском Союзе было лучше? Люди были другими?" Пусть прочтет эти рассказы и решает сама. ...Наверное, сама Людмила Евгеньевна не ставила перед собой такие глобальные задачи, когда создавала эти рассказы. Но, опубликованные, они стали жить своей, отдельной от автора жизнью. И теперь каждый читатель вправе воспринимать их "со своей колокольни". Интересно, что Улицкая в одном из интервью объясняет создание этих рассказов так: "В биологии есть такое понятие "импринтинг" - первое острое впечатление живого существа. Например, если только что вылупившемуся цыпленку показать валенок, то он будет считать этот валенок своим родителем. И в жизни человека есть периоды, когда он очень чувствителен. Прежде всего - время детства, когда все укрупнено, усилено, имеет дополнительные краски, как будто существует еще один спектр цветов, звуков... Стерео-скопическое зрение ребенка срабатывает и до сих пор: меня так и не отпускают мои детские воспоминания".<span> ...Особое спасибо за эту книгу - художнику Владимиру Любарову, "картинки" которого сделали книгу маленьким шедевром. Как пишет в предисловии Улицкая, их с Любаровым детские воспоминания "сошлись замечательно".</span>
Стихи про детство"Детство"Н.С. ГумилевЯ ребенком любил большие, Медом пахнущие луга, Перелески, травы сухие И меж трав бычачьи рога. Каждый пыльный куст придорожный Мне кричал: "Я шучу с тобой, Обойди меня осторожно И узнаешь, кто я такой!" Только, дикий ветер осенний, Прошумев, прекращал игру, - Сердце билось еще блаженней, И я верил, что я умру Не один, - с моими друзьями. С мать-и-мачехой, с лопухом. И за дальними небесами Догадаюсь вдруг обо всем. Я за то и люблю затеи Грозовых военных забав, Что людская кровь не святее Изумрудного сока трав."Воспоминание о детстве"И.С. НикитинОднообразно и печально Шли годы детства моего: Я помню дом наш деревянный, Кусты сирени вкруг него, Подъезд, три комнаты простые С балконом на широкий двор, Портретов рамы золотые, Разнохарактерный узор Причудливых изображений На белом фоне потолков - Счастливый плод воображенья Оригинальных маляров, Лампадку перед образами, Большой диван и круглый стол, На нем часы, стакан с цветами, Под ним узорчатый ковер... С каким восторгом я встречал Час утра летнею порою, Когда над сонною землею Восток безоблачный пылал И золотистыми волнами, Под дуновеньем ветерка, Над полосатыми полями Паров вставали облака! С какой-то тайною отрадой Глядел я на лазурь небес, На даль туманную и лес С его приветливой прохладой, На цепь курганов и холмов, На блеск и тень волнистой нивы, На тихо спящие заливы В зеленых рамах берегов. Дитя степей, дитя свободы, В пустыне рос я сиротой, И для меня язык природы Одной был радостью святой... Зато как скучен я бывал, Когда сырой туман осенний Поля и дальние деревни, Как дым свинцовый, одевал, Когда деревья обнажались И лился дождь по целым дням, Когда в наш дом по вечерам Соседи шумные сбирались, Бранили вечный свой досуг, Однообразный и ленивый, А самовар, как верный друг, Их споры слушал молчаливо И пар струистый выпускал Иль вдруг на их рассказ бессвязный Какой-то музыкою странной, Как собеседник, отвечал... В ту пору, скукою томимый, От шума их я уходил И ночь за книгою любимой, Забытый всеми, проводил, Иль слушал няни устарелой О блеске чудных царств и гор Одушевленный разговор <span>Во мраке залы опустелой.</span>
У моей кошки Мурки очень длинный хвост У моего папы очень длинная удочка у жирафа очень длинный язык у моего брата очень длинная игрушечная машинка У меня дома очень длинный коридор у моей подруги очень длинная линейка у меня очень длинное одеяло