За две недели не упало ни капли дождя, а хлебам было время зреть. Земля растрескалась, от зноя выцвело небо, и вдали, над горизонтом, висела мгла, похожая на пыль от стада. Погорели луга, потускнели, стали свертываться листья на деревьях.
За обедом отец сказал: «Если завтра не будет дождя,— урожай погиб».
В комнатах, в полуденной зловещей тишине, только звенели мухи. Под мглистым, но особенно каким-то ослепительно белым светом солнца широкий двор был пустынен и тих,— все заснуло, замерло.
Никита побрел к себе, подошел к барометру — и в эту минуту Никита увидел, что синяя стрелка на циферблате дрожит между «переменчиво» и «буря».
Никита побежал в библиотеку, где спал отец.
— Барометр показывает бурю! — воскликнул он, будя отца.
Отец побежал в залу и сейчас же оттуда закричал на весь дом: «Буря! Спасены!»
И вот в мертвенной тишине глухо и важно зашумели ветлы на пруду, долетели испуганные крики грачей. Шум становился все крепче, торжественнее. Налетевший ветер засвистел, завыл в трубах и в углах дома. Где-то бухнуло окно, зазвенели разбитые стекла. Весь сад теперь шумел, скрипели стволы, качались невидимые вершины. И грохнуло, обрушилось все небо. За шумом никто не услышал, как упали и потекли капли дождя на стеклах. Хлынул дождь — сильный, обильный, потоком. Запах влаги, прели, дождя и травы наполнил залу.
