. Русский язык - один из самых красивых языков мира. В нем много слов для того, чтобы обозначить то или иное явление, передать эмоции, оттенки чувств, плохое или хорошее настроение. При этом использовать необходимые средства выразительности. Этими способами, средствами пользуются писатели. Г.Я. Солганик прав: "Художник мыслит образами, он рисует, показывает, изображает. В этом и заключается специфика языка художественной литературы".Обратимся к тексту Захара Прилепина.В предложении "река петляла, словно пыталась сбежать и спрятаться от кого-то" автор использует олицетворение. Река " петляет", " бежит", " прячется". Мы представляем себе реку, которая разделяет состояние героев, ибо они путешествуют и не знают, что с ними будет дальше. Кроме того, здесь " поведение" реки сравнивается " побегом" и " игрой в прятки", что , без сомнения, делает образ законченным, полноценным.В предложении " вода в Истье была ласковой и смешливой" есть красочные определения - эпитеты ( смешливая, ласковая). Веселая вода сигнализирует героям о том,что их идея плыть к монастырям будет иметь успех, потому что очищение души меняет отношение к жизни.
Анализируя фрагмент , мы понимаем, что художественный текст тогда будет влиять на читателя, когда автор произведения ощущает силу слова, его уместность,многозначность и невероятную образность, вызывая при этом улыбку или слезы, заставляя задуматься.
===Мы сидели на майском берегу, под щедро распустившимся летним солнцем, у тонкой реки и быстрой воды. (2)Вода называлась Истье, а недалекая деревня – Истцы.Вдруг Корин, друг отца, выступил с заманчивой идеей:
-Захар, а помнишь? Мы с тобой катались на велосипедах через лес
в старые монастыри? (5)Давай сплавимся туда по реке? (6)На велосипедных колесах туда добираться полчаса. А по речке часа за два, ну, за три спустимся. Полюбуемся местными красотами.Вода в Истье была ласковой и смешливой. (Деревень вдоль реки не было.-
Ты сплавлялся туда? – спросил отец.
– В том-то и дело, что никогда, у меня и лодки нет.А ведь очень любопытно было бы! У монастырей, – продолжал Корин, – как раз нынче стоят лагерем знакомые археологи.Они, во-первых, обрадуются нам, неожиданно спустившимся по реке, и, во-вторых, легко доставят нас обратно на машине.
– На чём поплывём? – спросил отец.
– Автомобильные камеры, числом две! – ответил Корин.
– Сплаваем, сынок? – посоветовался отец.
Мы спустили чёрные камеры в прозрачную воду. Это было прекрасно: уже нежаркий, пятичасовой, такой милый и лопоухий день, блики на воде, стремительное скольжение вперёд.Когда отец толкал колесо, я чуть повизгивал от счастья, которое переполняло меня.
Река петляла, словно пыталась сбежать и спрятаться от кого-то. Монастыри всё не показывались. На солнце стали наползать вечерние тягучие тучи. Появились комары. Я стал замерзать. Корин отстал. Прошло, наверное, часа три или больше. Налетел ветер, лес нахмурился и навис над нами, втайне живой, но ещё молчащий. Отец решил идти вперёд: в лесу без спичек с ребёнком делать нечего, а назад, поди, уже добрые шесть часов ходу.Холод клокотал уже в груди. Отец наклонялся ко мне и грел своими руками, грудью, дыханием.
Ещё несколько часов мы двигались почти беззвучно, я старался не смотреть на возвышавшийся с обеих сторон лес, чтобы не встретиться с кем-нибудь глазами. Мне было холодно и страшно.– Посмотри-ка, вон видишь впереди огонёк? И похоже это на окошко, – сказал отец.Я вцепился в этот огонёк глазами, как в поплавок. Может, только через полчаса огонек стал явственно различим. Он был впаян в чёрный дом, стоявший на высоком берегу. Впервые за шесть или семь часов мы вышли на берег. Берег был остро-каменистый, идти по нему я не мог. Отец взял меня на руки и тихо пошёл вверх.Хозяином избы оказался дед, поначалу смотревший на нас с опаской. Трудно в ночи довериться двум почти голым людям: мальчику, по груди и плечам которого была ровно размазана кровавая кашка из комарья и мошкары, и огромному мужчине.
– Спускались к старым монастырям, думали, что по воде столько же, сколько посуху, – и не успели засветло, – пояснил отец.
– Вы из Истцов? – догадался хозяин. – Здесь река петляет так, что по воде до монастырей будет пять пеших дорог. Заходите. Куда ж вам с ребёнком!Меня уложили в кровать, отец закутал меня в одеяло. В кровати было почти хорошо, мирно, сладостно. Я всё ждал, что отец ляжет рядом и мир, отсыревший, чужой и шероховатый, как кора, наконец, исчезнет вовсе, а на смену придёт мир сонный и тёплый. Рядом с папой никакие беды были не страшны.
– Сынок, надо мне Корина искать, – сказал отец негромко. – Мало ли что с ним. А то лежит там дядя Олег, никто не поможет ему.Корин нашёлся на берегу, он подвернул ногу. Отец разжёг ему костёр – он взял у приютившего меня деда спичек и сала. Потом отец вернулся в нашу деревню, приехал за мной на велосипеде и отвёз домой. Снова спустился по реке, забрал Корина.Прошли годы, а я до сих пор вспоминаю тот случай и будто слышу голос своего отца...
