К ветеринару в наше село пришел с Урженского озера Ваня Малявин и принес завернутого в рваную ватную куртку маленького теплого зайца. Заяц плакал и часто моргал красными от слез глазами… <span> — Ты что, одурел? — крикнул ветеринар. — Скоро будешь ко мне мышей таскать, оголец! </span> <span> — А вы не лайтесь, это заяц особенный, — хриплым шепотом сказал Ваня. — Его дед прислал, велел лечить. </span> <span> — От чего лечить-то? </span> <span> — Лапы у него пожженные. </span> <span> Ветеринар повернул Ваню лицом к двери, толкнул в спину и прикрикнул вслед: </span> <span> — Валяй, валяй! Не умею я их лечить. Зажарь его с луком — деду будет закуска. </span> <span> Ваня ничего не ответил. Он вышел в сени, заморгал глазами, потянул носом и уткнулся в бревенчатую стену. По стене потекли слезы. Заяц тихо дрожал под засаленной курткой. </span> <span> — Ты чего, малый? — спросила Ваню жалостливая бабка Анисья; она привела к ветеринару свою единственную козу.- Чего вы, сердешные, вдвоем слезы льете? Ай случилось что? </span> <span> — Пожженный он, дедушкин заяц, — сказал тихо Ваня. — На лесном пожаре лапы себе пожег, бегать не может. Вот-вот, гляди, умреть. </span> <span> — Не умреть, малый, — прошамкала Анисья. — Скажи дедушке своему, ежели большая у него охота зайца выходить, пущай несет его в город к Карлу Петровичу. </span> <span> Ваня вытер слезы и пошел лесами домой, на Урженское озеро. Он не шел, а бежал босиком по горячей песчаной дороге. Недавний лесной пожар прошел стороной на север около самого озера. Пахло гарью и сухой гвоздикой. Она большими островами росла на полянах. </span> <span> Заяц стонал. </span> <span> Ваня нашел по дороге пушистые, покрытые серебряными мягкими волосами листья, вырвал их, положил под сосенку и развернул зайца. Заяц посмотрел на листья, уткнулся в них головой и затих. </span> <span> — Ты чего, серый? — тихо спросил Ваня. — Ты бы поел. </span> <span> Заяц молчал. </span> <span> — Ты бы поел, — повторил Ваня, и голос его задрожал. — Может, пить хочешь? </span> <span> Заяц повел рваным ухом и закрыл глаза. </span> <span> Ваня взял его на руки и побежал напрямик через лес — надо было поскорее дать зайцу напиться из озера. </span> <span> Неслыханная жара стояла в то лето над лесами. Утром наплывали вереницы белых облаков. В полдень облака стремительно рвались вверх, к зениту, и на глазах уносились и исчезали где-то за границами неба. Жаркий ураган дул уже две недели без передышки. Смола, стекавшая по сосновым стволам, превратилась в янтарный камень. </span> <span> Наутро дед надел чистые онучи(1) и новые лапти, взял посох и кусок хлеба и побрел в город. Ваня нес зайца сзади. Заяц совсем притих, только изредка вздрагивал всем телом и судорожно вздыхал. </span> <span> Суховей вздул над городом облако пыли, мягкой, как мука. В ней летал куриный пух, сухие листья и солома. Издали казалось, что над городом дымит тихий пожар. </span> <span> На базарной площади было очень пусто, знойно; извозчичьи лошади дремали около водоразборной будки, и на головах у них были надеты соломенные шляпы. Дед перекрестился. </span> <span> — Не то лошадь, не то невеста — шут их разберет! — сказал он и сплюнул. </span> <span> Долго спрашивали прохожих про Карла Петровича, но никто толком ничего не ответил. Зашли в аптеку. Толстый старый человек в пенсне и в коротком белом халате сердито пожал плечами и сказал: </span> <span> — Это мне нравится! Довольно странный вопрос! Карл Петрович Корш — специалист по детским болезням — уже три года как перестал принимать пациентов. Зачем он вам? </span> <span> Дед, заикаясь от уважения к аптекарю и от робости, рассказал про зайца. </span> <span> — Это мне нравится! -сказал аптекарь. — Интересные пациенты завелись в нашем городе. Это мне замечательно нравится! </span> <span> Он нервно снял пенсне, протер, снова нацепил на нос и уставился на деда. Дед молчал и топтался на месте. Аптекарь тоже молчал. Молчание становилось тягостным. </span> <span> — Почтовая улица, три! — вдруг в сердцах крикнул аптекарь и захлопнул какую-то растрепанную толстую книгу. — Три! </span> <span> Дед с Ваней добрели до Почтовой улицы как раз вовремя — из-за Оки заходила высокая гроза. Ленивый гром потягивался за горизонтом, как заспанный силач распрямлял плечи и нехотя потряхивал землю. Серая рябь пошла по реке. Бесшумные молнии исподтишка, но стремительно </span> <span> и сильно били в луга; далеко за Полянами уже горел стог сена, зажженный ими. Крупные капли дождя падали на пыльную дорогу, и вскоре она стала похожа на лунную поверхность: каждая капля оставляла в пыли маленький кратер. </span> <span> Карл Петрович играл на рояле нечто печальное и мелодичное, когда в окне появилась растрепанная борода деда. </span> <span> Через минуту Карл Петрович уже сердился. </span> <span> — Я не ветеринар, — сказал он и захлопнул крышку рояля. Тотчас же в лугах проворчал гром. — Я всю жизнь лечил детей, а не зайцев. </span> <span> — Что ребенок, что заяц — все одно, — упрямо пробормотал дед. — Все одно! Полечи, яви милость! Ветеринару нашему такие дела неподсудны. Он у нас коновал. Этот заяц, можно сказать, спаситель мой: я ему жизнью обязан, благодарность оказывать должен, а ты говоришь — бросить! </span><span>одал зайца. Присылал даже письма с марками на ответ. Но дед не сдавался. Под его диктовку Ваня написал профессору письмо: </span> <span> Заяц не продажный, живая душа, пусть живет на воле. При сем остаюсь Ларион Мал</span><span>енцы. Заяц спал. Я нагнулся над ним с фонарем и заметил, что левое ухо у зайца рваное. Тогда я понял все.</span>
К ветеринару в наше село пришел с Урженского озера Ваня Малявин и принес завернутого в рваную ватную куртку маленького теплого зайца. Заяц плакал и часто моргал красными от слез глазами…
— Ты что, одурел? — крикнул ветеринар. — Скоро будешь ко мне мышей таскать, оголец!
— А вы не лайтесь, это заяц особенный, — хриплым шепотом сказал Ваня. — Его дед прислал, велел лечить.
— От чего лечить-то?
— Лапы у него пожженные.
Ветеринар повернул Ваню лицом к двери, толкнул в спину и прикрикнул вслед:
— Валяй, валяй! Не умею я их лечить. Зажарь его с луком — деду будет закуска.
Ваня ничего не ответил. Он вышел в сени, заморгал глазами, потянул носом и уткнулся в бревенчатую стену. По стене потекли слезы. Заяц тихо дрожал под засаленной курткой.
— Ты чего, малый? — спросила Ваню жалостливая бабка Анисья; она привела к ветеринару свою единственную козу. - Чего вы, сердешные, вдвоем слезы льете? Ай случилось что?
— Пожженный он, дедушкин заяц, — сказал тихо Ваня. — На лесном пожаре лапы себе пожег, бегать не может. Вот-вот, гляди, умреть.
— Не умреть, малый, — прошамкала Анисья. — Скажи дедушке своему, ежели большая у него охота зайца выходить, пущай несет его в город к Карлу Петровичу.
Ваня вытер слезы и пошел лесами домой, на Урженское озеро. Он не шел, а бежал босиком по горячей песчаной дороге. Недавний лесной пожар прошел стороной на север около самого озера. Пахло гарью и сухой гвоздикой. Она большими островами росла на полянах.
Заяц стонал.
Ваня нашел по дороге пушистые, покрытые серебряными мягкими волосами листья, вырвал их, положил под сосенку и развернул зайца. Заяц посмотрел на листья, уткнулся в них головой и затих.
— Ты чего, серый? — тихо спросил Ваня. — Ты бы поел.
Заяц молчал.
— Ты бы поел, — повторил Ваня, и голос его задрожал. — Может, пить хочешь?
Заяц повел рваным ухом и закрыл глаза.
Ваня взял его на руки и побежал напрямик через лес — надо было поскорее дать зайцу напиться из озера.
Неслыханная жара стояла в то лето над лесами. Утром наплывали вереницы белых облаков. В полдень облака стремительно рвались вверх, к зениту, и на глазах уносились и исчезали где-то за границами неба. Жаркий ураган дул уже две недели без передышки. Смола, стекавшая по сосновым стволам, превратилась в янтарный камень.
Наутро дед надел чистые онучи (1) и новые лапти, взял посох и кусок хлеба и побрел в город. Ваня нес зайца сзади. Заяц совсем притих, только изредка вздрагивал всем телом и судорожно вздыхал.
Суховей вздул над городом облако пыли, мягкой, как мука. В ней летал куриный пух, сухие листья и солома. Издали казалось, что над городом дымит тихий пожар.
На базарной площади было очень пусто, знойно; извозчичьи лошади дремали около водоразборной будки, и на головах у них были надеты соломенные шляпы. Дед перекрестился.
— Не то лошадь, не то невеста — шут их разберет! — сказал он и сплюнул.
Долго спрашивали прохожих про Карла Петровича, но никто толком ничего не ответил. Зашли в аптеку. Толстый старый человек в пенсне и в коротком белом халате сердито пожал плечами и сказал:
— Это мне нравится! Довольно странный вопрос! Карл Петрович Корш — специалист по детским болезням — уже три года как перестал принимать пациентов. Зачем он вам?
Дед, заикаясь от уважения к аптекарю и от робости, рассказал про зайца.
— Это мне нравится! -сказал аптекарь. — Интересные пациенты завелись в нашем городе. Это мне замечательно нравится!
Он нервно снял пенсне, протер, снова нацепил на нос и уставился на деда. Дед молчал и топтался на месте. Аптекарь тоже молчал. Молчание становилось тягостным.
<span>— Почтовая улица, три! — вдруг в сердцах крикнул аптекарь и захлопнул какую-то растрепанную толстую книгу. — Три!</span>
Когда земля покрывается снежной ватой, а дети достают санки и с радостным шумом бегут кататься с горок- это ступает на землю хозяйка зима.При ее появление природа замирает.Дороги засыпаны,не пройти,не проехать.Эти сказочные росписи на стеклах и танцы метели,прекрасные ночи усыпанные миллионами звезд.Пушистые снегири с черными шапочками,их тихое пение - чистая музыка.Эти маленькие птички так любят полакомиться рябиной.Наверняка,если повезет,снег будет липким и хорошо постараться можно слепить причудливого снеговика.Все эти катания на коньках и новогодние ночи,приходят с наступлением чудесной поры зимы.
Миша Пяточкин не любил учиться. Ему больше нравилось гулять по парку и гонять голубей, делать самолетики и кораблики, и дергать девочек за косички. Он часто приносил домой плохие оценки и его за это ругали родители. Миша не обращал внимания на замечание и поэтому был наказан. Родители поставили Мишу в угол и наказали его на неделю,чтобы гулять не ходил. Миша пообещал,что больше так не будет и начал хорошо учиться!
Одна из величайших повестей русской классики . И величие ее не только в сюжете, но в стиле повествования, в силе слов и мыслей приданных героям Н. В. Гоголем. Чего только стоит речь Тараса Бульбы перед строем перед началом финальной битвы. Эти слова каждый русский должен наизусть знать и детям своим повторять неустанно. Гений Гоголя смог раскрыть нам душу настоящего русского человека. Прочти, не поленись. Именно в начале фильма и звучит эта речь о русской душе.
Милый, добрый мой папа. Я помню свое детство и Вашу заботу обо мне. В домике, где мы жили, было тепло и уютно. Но я выросла. Стало скучно. Как-то увез меня в Петербург гусар Минский. Я увлеклась им, забыла о Вас, появилась семья. Не одобряю поступков Минского, когда он не пригласил Вас , не напоил чаем, а лишь бросил вслед деньги. Прошло время, и мне захотелось возвратиться к Вам.... Но Вас уже не было в живых, поэтому письмо свое пишу в некуда. Виноватая во всем. Ваша дочь Дуня.
Поучение младшему брату Это поучение я пишу для тебя, мой брат меньшой. Хочу научить тебя, Данила, хорошей жизни, чтобы тебя все уважали. В автобусе уступай место пожилым людям, ибо тебе будут делать также. За столом не разговаривай, не балуйся с едой, не беспокой соседа, ибо подавится он, а вину на тебя наложат. В школе учись хорошо, ибо знания всегда пригодятся. Так что учись, мой брат меньшой Данила, хорошим манерам, и жить тебе будет намного лучше. На этом я заканчиваю свое поучение. Прочти его и возьми для себя урок.