Роман Александра Сергеевича Пушкина «Дубровский» является обличительным противопоставлением чести обману, помещичьей власти крепостному бесправию, разгульного прожигания жизни бедняцкому существованию.
Несправедливость
Пушкин воплотил в образ Троекурова все пороки дворянской знати. Подлый обман считался нормой среди таких богачей. Руководствоваться высокими моральными принципами считалось низшим занятием, уделом слабых мира сего.
Троекуров был неуправляемым в своих деспотических наклонностях и бесконечных издевательствах не только над своими крестьянами, но и над гостями, равными ему по сословию и рангу. Власть денег закрывала рты всем недовольным.
Такое явление привычно для хода истории многих государств. Не ново оно и для России. Автор описывает сложившуюся ситуацию, применяя такие слова, обороты, сравнения и выбирая сюжеты так, что читателю становится ясно: писатель с большим сочувствием относится к униженной бесчинством стороне. Отчетливо прослеживается пушкинская ирония по поводу беспредела, учиняемого Троекуровым, то бишь барской знатью вообще.
Мастерски сравнивает автор жизнь крестьян с собачьей долей. В то время, когда люди голодают и бедствуют из-за жадности и подлости помещика, его собаки получают вкуснейшую еду, медицинскую помощь, уход, не знают что такое холод и скитания.
Защитники
Прототипом Троекурова выступает Дубровский-старший. Он рассудителен, честен, порядочен и справедлив. Но преданность высоким идеалам оказывается слабее звона монет и Троекуров незаконно получает имение Дубровского в свои владения. Несправедливость и обман снова торжествуют.
Крестьяне не хотят страшной участи, но боятся высказать вслух свои протесты. Море людских жизней становится все менее спокойным, предвещая грядущую бурю. Самой большой волной, набежавшей на помещичьи берега, стал обманутый наследник Владимир Дубровский. Все народное негодование выплеснулось в его мести Троекурову.
Автор вложил в образ Владимира романтические черты и высокоморальные принципы. Автор идеализирует Дубровского, проводя невидимую параллель между его образом и надеждой на светлое будущее, на лучшую участь русского народа.
Пушкин подводит повествование к победе добра над злом, ликованию справедливости и процветанию честности среди отношений в обществе. Он оставляет лазейку для возвращения поборников справедливости, дав возможность Дубровскому и товарищам исчезнуть, избежав наказания.
Речь автора, как мы знаем-это высказывание автора своей позиции. конечно, эти сцены играют главную роль, ведь автор показывает нам свое отношение к героям комедии. Гоголь, таким образом показывает ироническое отношение
Сюжет баллады Ф. Шиллер взял из книги Сенфуа, в нем описывается действительный случай, произошедший при дворе короля Франциска I. Тема сюжета - посрамление жестокосердной красавицы. Немецкий поэт рисует читателям картину средневековых развлечений при королевском дворе с участием диких зверей и отважного рыцаря, совершающего подвиг во имя прекрасной дамы.
...Так много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься воскресить в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, смутно видишь их. Это слезы воображения. Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня...
Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело. Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе. Мне кажется, что в одной улыбке состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно...
...Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений...Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. И как не слушать? Maman говорит с кем-нибудь, и звуки голоса ее так сладки, так приветливы. Одни звуки эти так много говорят моему сердцу! Я встаю, с ногами забираюсь и уютно укладываюсь на кресло.
Ты опять заснешь, Николенька, - говорит мне maman, - ты бы лучше шел на верх.
- Я не хочу спать, мамаша, - ответишь ей, и неясные, но сладкие грезы наполняют воображение, здоровый детский сон смыкает веки, и через минуту забудешься и спишь до тех пор, пока не разбудят. Чувствуешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению узнаешь ее и еще во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмешь ее к губам.
Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной; maman сказала, что она сама разбудит меня; это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый голос!
- Вставай, моя душечка: пора идти спать. Ничьи равнодушные взоры не стесняют ее: она не боится излить на меня всю свою нежность и любовь. Я не шевелюсь, но еще крепче целую ее руку.
- Вставай же, мой ангел.
Она другой рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить руками ее шею, прижать голову к ее груди и, задыхаясь, сказать:
- Ах, милая, милая мамаша, как я тебя люблю! Она улыбается своей грустной, очаровательной улыбкой, берет обеими руками мою голову, целует меня в лоб и кладет к себе на колени.
- Так ты меня очень любишь? - Она молчит с минуту, потом говорит: - Смотри, всегда люби меня, никогда не забывай. Если не будет твоей мамаши, ты не забудешь ее? не забудешь, Николенька?
Она еще нежнее целует меня.
- Полно! и не говори этого, голубчик мой, душечка моя! - вскрикиваю я, целуя ее колени, и слезы ручьями льются из моих глаз - слезы любви и восторга.
<span>После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: "Спаси, господи, папеньку и маменьку". Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к Богу как-то странно сливались в одно чувство...</span>
