Процитируем последний абзац коротенького рассказа Бунина "Красавица", чтобы оттолкнуться было от чего.
Бланк телеграммы дрожал в руках Алексея. В памяти воскресли горькие и унизительные дни его детства, которые он постарался вычеркнуть из памяти. И это почти получилось. Особенно после отбытия на учебу в Нижний Новгород в кадетский корпус, куда отец определил его по протекции "верхнего" начальства.
Пятнадцать лет прошло с той поры. И вот прошлое догнало его и хлестнуло по сердцу словами: "Папенька ваш переставились приезжайте похороны тчк Настя тчк".
Настины руки, изредка гладившие его белобрысую головёнку, он помнил. Как помнил ее жалостливый взгляд и молитву шепотом: "Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй сироту и ниспошли ему благости в жизни".
От станции извозчик-лихач домчал Алексея очень быстро, но все равно траурная процедура, по всей видимости, закончилась, и люди расходились с поминального обеда. Никем не узнанный Алексей вошел в старый свой дом. Настя, постаревшая седая Настя, ойкнула и уронила тарелку.
-Алексей Гаврилович! Вы ли это? - и заплакала, вытирая слезы передником, - Пойти что ль сказать Анне Федоровне.
Алексей огляделся. Все тот же зальчик с мебелью, обтянутой синим бархатом, те же картины на стенах. Неожиданно - портрет отца на столе, перед ним стопка водки с кусочком черного хлеба и трепещущая тревожно горящая свеча .
-Какой еще Алешенька, - послышался грудной певучий голос. В комнату вошла она, Красавица. Почти не изменилась за эти годы ни лицом ни статью. В свои тридцать пять лет, как подсчитал Алексей, она была просто обворожительна и таинственно притягательна в траурном одеянии.
Минуту оба смотрели друг на друга оторопело. Затем все же мачеха овладела собой и протянула руку Алексею:
-Добро пожаловать. Хотя, какое уж тут добро! Гаврюшу вот схоронили..., - она не то чтобы заплакала, но сделала такой приличный случаю вид.
Позднее Алексей спрашивал себя, как такое могло случиться? Неужели после ненависти в сердце женщины может родиться любовь? Что это за метаморфозы, и стоит ли верить страстным словам и письмам Красавицы?
Как-то было горько и неудобно перед памятью отца за ту жгучую страстную неделю в родительском доме, за разметавшиеся по подушке темные волосы Красавицы, за ее стоны и за собственную сладкую боль.