Нет паигрушниомгшруипырогпирнгпмр апренгпрм и
<span> И брела она по дикому полю, непаханому, нехоженому, косы не знавшему. В
сандалии ее сыпались семена трав, колючки цеплялись за пальто старомодного
покроя, отделанного сереньким мехом на рукавах.
Оступаясь, соскальзывая, будто по наледи, она поднялась на
железнодорожную линию, зачастила по шпалам, шаг ее был суетливый,
сбивающийся.
Насколько охватывал взгляд - степь кругом немая, предзимно взявшаяся
рыжеватой шерсткой. Солончаки накрапом пятнали степную даль, добавляя немоты
в ее безгласное пространство, да у самого неба тенью проступал хребет Урала,
тоже немой, тоже недвижно усталый. Людей не было. Птиц не слышно. Скот
отогнали к предгорьям. Поезда проходили редко.
Ничто не тревожило пустынной тишины.
В глазах ее стояли слезы, и оттого все плыло перед нею, качалось, как в
море, и где начиналось небо, где кончалось море - она не различала.
Хвостатыми водорослями шевелились рельсы. Волнами накатывали шпалы. Дышать
ей становилось все труднее, будто поднималась она по бесконечной шаткой
лестнице.
У километрового столба она вытерла глаза рукой. Полосатый столбик,
скорее вострый кол, порябил-порябил и утвердился перед нею. Она спустилась к
линии и на сигнальном кургане, сделанном пожарными или в древнюю пору
кочевниками, отыскала могилу.
Может, была когда-то на пирамидке звездочка, но, видно, отопрела.
Могилу затянуло травою-проволочником и полынью. Татарник взнимался рядом с
пирамидкой-колом, не решаясь подняться выше. Несмело цеплялся он заусенцами
за изветренный столбик, ребристое тело его было измучено и остисто.
Она опустилась на колени перед могилой.
- Как долго я тебя искала!
Ветер шевелил полынь на могиле, вытеребливал пух из шишечек
карлика-татарника. Сыпучие семена чернобыла и замершая сухая трава лежали в
бурых щелях старчески потрескавшейся земли. Пепельным тленом отливала
предзимняя степь, угрюмо нависал над нею древний хребет, глубоко вдавшийся
грудью в равнину, так глубоко, так грузно, что выдавилась из глубин земли
горькая соль, и бельма солончаков, отблескивая холодно, плоско, наполняли
мертвенным льдистым светом и горизонт, и небо, спаявшееся с ним.
Но это там, дальше было все мертво, все остыло, а здесь шевелилась
пугливая жизнь, скорбно шелестели немощные травы, похрустывал костлявый
татарник, сыпалась сохлая земля, какая-то живность - полевка-мышка, что ли,
суетилась в трещинах земли меж сохлых травок, отыскивая прокорм.
Она развязала платок, прижалась лицом к могиле.
- Почему ты лежишь один посреди России?
И больше ничего не спрашивала.
Думала.
</span>
Эта девочка самый настоящий друг. Ее имя Герда. Эта добрая, умная и сообразительная девочка. Когда ее друг попал в беду, она пришла ему на помощь. Так делают только настоящие друзья.
Путешествие Герды в поисках Кая содержало много интересных приключений. Девочка вежливо себя вела со старой колдуньей, с принцем и принцессой, с разбойниками, со старой лапландкой. Ее доброжелательность, вера в победу над Снежной Королевой помогли ей достичь своей цели. Кай был спасен.
<span>Доброта Герды и ее пылкая вера в спасение Кая помогли ей преодолеть много трудностей на пути к цели. Встречи с разными людьми обогатили ее опыт. Она стала мудрее. </span>
<span>Капитану Жерилло приказали помочь жителям Бадамы бороться с нашествием муравьёв. Капитан заподозрил, что начальство просто издевается над ним. Он был креолом и обладал чисто португальскими представлениями об этикете и дисциплине. Доверял он лишь Холройду и Ланкашира, молодому инженеру на судне. В этом путешествии по малоизведанным уголкам Амазонки Холройду открылась ничтожность человека: человек — редкое животное, непрочно обосновавшееся на этой земле. В Англии он привык думать, что земля принадлежит человеку. В Англии она в самом деле принадлежала человеку. На всем судне царило весёлое и соблазнительное языческое божество в образе большой винной фляги.</span>