Ему сказочно повезло: он увидел свет в городе Смоленске. Повезло не потому, что он несказанно красив и эпически древен – есть множество городов и красивее, и древнее его, – повезло потому, что Смоленск моего детства ещё оставался городом-плотом, на котором искали спасения тысячи терпящих бедствие. И он рос среди людей, плывущих на плоту.
…Он видит нашу комнату в домике на Покровской горе: тогда она казалась ему огромной, потому что свет керосиновой лампы не в силах был растопить темень в её углах. Он сидит за столом, и его подбородок упирается в книгу. Бабушка только что научила его читать (подозреваю, чтобы он ей не мешал), и он громко читает, а за столом чинно пьют чай старые женщины… А он громко читаю, ещё не ведая, что плывёт на плоту и что люди делятся не на русских, поляков, евреев или литовцев, а на тех, на кого можно положиться и на кого положиться нельзя. Это проверенное деление: плот только-только оправился от урагана, имя которому «Гражданская война», и его пассажиры очень хорошо знают, что значит всегда быть настоящим мужчиной, ну а женщиной – тем более.