СПП: Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали.
Мне кажется, что она боится матери.
Я рассказал матросу, как зарыли живых лягушек, хороня отца.
Было ясно, что все
уходят с парохода.
Они боялись, что моя мать потребует приданого, назначенного
ей.
Дед впрыгнул на
ступень, стащил меня и стал смотреть в лицо мне так, как будто видел меня
впервые.
Я хорошо видел, что дед следит за мною умными и зоркими
зелеными глазами.
Мне было ясно, что
все боятся матери.
Меня очень занимало, как ловко взрослые изменяют цвета
материй.
Когда он взмахивал рукой, в груди у меня всё поднималось
вместе с нею.
ССП: Я уже давно стою в комнате, но она ни разу не взглянула
на меня.
Говорила она, как-то
особенно выпевая слова, и они легко укреплялись в памяти моей, похожие на цветы.
Мы ехали до Нижнего
очень долго, и я хорошо помню эти первые дни насыщения красотою.
Он был ростом под руку ей, шагал мелко и
быстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла.
С улицы он показался
мне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно.
Цыганок сел верхом на
спину дяди Михаила, а мастер Григорий Иванович, плешивый, бородатый человек в
темных очках, спокойно связывал руки дяди полотенцем.
Дед засек меня до
потери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на широкой
жаркой постели в маленькой комнате.
Очень хотелось
ударить его ногой, но было больно пошевелиться.
Посещение деда широко
открыло дверь для всех, и с утра до вечера кто-нибудь сидел у постели, всячески
стараясь позабавить меня.
Они были неистощимы в
таких выдумках, но мастер всё сносил молча.
