Эта сказка уносит нас в очень древние времена, когда нравы были жесткими и даже жестокими, за неверность женщину могли казнить. Случилось так, что могущественный царь Шахрияр был обманут своей женой и решил казнить всех молодых женщин в своей стране. Но мудрая красавица Шахерезада, конечно, не хотела умирать, она стала рассказывать царю сказки, каждый раз останавливаясь на самом интересном месте, так что царь не мог ее казнить, потому что хотел услышать продолжение. Так проходят тысяча и одна ночь, за это время царь влюбился в Шахерезаду и не казнил ни одной молодой женщины.
7 гномов авторская сказка о белоснежки и гномах сказка начинается с того как белоснежка в замке главные герои 7 гномов и белоснежка мешает главным гкроем злая ведьма помогают лесные жители в сказке есть чудеса пример ведьма сказка учит тому что нельза просто так брать что то у чужих людей
САЛЬЕРИ — герой трагедии А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» (1830), второй пьесы цикла «Маленькие трагедии». Исторический прототип: итальянский композитор Антонио Сальери (1750-1825), автор сорока с лишним опер, пользовавшихся в конце XVIII»Шв. большой популярностью (самая известная среди них — «Тарар» на либретто П.Бомарше). Замысел этой «маленькой трагедии» возник в середине 20-х годов, когда вокруг имени Вольфганга Амадея Моцарта (1756-1791) сложился своеобразный культ, одним из проявлений которого стали сенсационные публикации, касавшиеся жизни великого композитора и его таинственной смерти. Широкое распространение получили слухи о том, что Моцарт был отравлен Антонио Сальери и будто бы тот на смертном одре признался в совершенном им злодеянии. Этой легендой воспользовался Пушкин, построив на ней интригу трагедии. Хотя в названии трагедии имя С. стоит на втором месте, главным персонажем является он, а не Моцарт. Роль С. больше по количеству стихов, у него три монолога (у Моцарта ни одного), причем два из них весьма пространные. В монологах-исповедях С. излагает свои воззрения на искусство и свою жизненную философию. С. в прямом смысле действующее лицо трагедии, тогда как Моцарт оказывается объектом этих действий. Сначала С. сетует на несправедливость судьбы, отказавшей ему в награде за годы «трудов, усердия, молений», одарившей бессмертным гением «безумца, гуляку праздного»; потом с ужасом, видимо впервые, произносит вслух признание, что сделался «завистником презренным» — завидует Моцарту «глубоко, мучительно». Однако не из зависти С. отваживается на убийство. (В этом смысле знаменателен отказ Пушкина от раннего варианта названия трагедии — «Зависть».) Чувство зависти послужило лишь импульсом. Однако руководствуется С. иными мотивами, в его понятиях вполне возвышенными, соответствующими «гордому Сальери», как он себя называет. Услышав «безделицу» Моцарта, потрясшую его глубиной и стройностью, а еще более тем, что, сочинив «это», Моцарт «мог остановиться у трактира и слушать скрипача слепого», С. осознает свою историческую миссию: «Я избран, чтоб его остановить». Убивая Моцарта, С., как он полагает, восстанавливает справедливость и спасает искусство от слишком райских песен, недосягаемых «чадам праха». А иначе, убежден С., «мы все погибли, мы все, жрецы, служители музыки». Тайная цель С. — сделаться гением большим, чем Моцарт, проявив свою гениальность уже не в музыке, а на земле и «выше», ибо правды нет ни там, ни здесь, и он, С., призван такое положение исправить. Образ пушкинского С. получил множество истолкований. В.Г.Белинский объяснял коллизию Моцарта и С. как столкновение «двух типов» художественного дарования: «непосредственной гениальности», проявляющей себя без усилия, без расчета на успех, и мастерства, добытого ремеслом. Развивая мысли Белинского, Г.А.Гуковский усматривал конфликт этой трагедии в противоборстве двух эстетических направлений — классицизма и романтизма. Подобные трактовки не лишены оснований. С., «в науке искушенный», разъявший музыку, «как труп», чтобы проверить «алгеброй гармонию», определенно тяготеет к «картезианскому» типу художника XVII-XVHI вв., опирающемуся на рассудок, преимущество которого отстаивал, например, Д.Дидро в своем «Парадоксе об актере». В пользу этого прочтения свидетельствует ряд характеристических совпадений между героем и образом «русского Расина», А.П.Сумарокова, каким тот представлен у Пушкина: «завистливый гордец, холодный Сумароков, предрассуждениям обязанный венцом». Подобное сугубо эстетическое толкование образа С. вызвало отповедь у критиков, искавших в трагедии более глубокий экзистенциальный смысл. В контексте последнего С. предстал выразителем идеологии масс-медиа, рупором черни, «тупой бессмысленной толпы», нетерпимой ко всему, что гениально и возвышается над общей массой. В самом деле, С. апеллирует к большинству («мы все…»), но к избранному большинству жрецов искусства (слова о бессмысленной толпе принадлежат ему, С.). Герой Пушкина отнюдь не «маленький человек», подавленный величием Моцарта и в своем ничтожестве пожелавший гения «сузить». Маленьких людей С. презирает (уличный скрипач для него «фигляр презренный», который бесчестит пародией высокое искусство); гениев же ненавидит. Первые в глазах С. слишком малы, вторые чересчур высоки — те и другие не укладываются в понятие меры, а значит, и справедливости. Оригинальное толкование образ С. получил в поздней эссеистике Вяч.И.Иванова (статья «О Пушкине», 1937). Поэт-символист увидел в С. предтечу «теургов», мечтавших посредством искусства установить над жизнью свою деспотическую власть. С. в интерпретации Иванова «ревностный строитель красоты», созидающий «художническую церковь» и лишенный за эту подмену божественной благодати, нисходящей на Моцарта.