Проблема государственной власти - центральная проблема всякой революции. Поэтому в развитии событий 1917 года в России вопрос взаимодействия движущих сил революции и порожденной ею власти сразу стал определяющим. Особую важность приобрело оформление нового государственного и политического строя, прежде всего нового механизма власти и управления. Под механизмом власти понимается система ее реализации, принятия решений и их практического осуществления. Только реально действующий механизм власти может обеспечить правительству возможность осуществлять свой курс. Без этой системы реформирование общественной жизни было бы неэффективным, попросту невозможным, а правительство оказывалось в “подвешенном”, недееспособном состоянии. Вместе с тем, об историографической традиции изучения механизма власти Временного правительства говорить, на наш взгляд, еще очень рано: не существует монографий обобщающего характера, учитывающих как достижения прежней историографической школы, так и богатейший свежий материал. Рассматривая вопрос организации власти после Февральской революции, историки по понятным причинами целиком связывали его с проблемой “двоевластия”. Но она касалась скорее социальной опоры тех институтов, которые были созданы в результате революционных событий “победившими классами”. Между тем, функционирование этих институтов и его характер всегда оставались в тени, хотя этот аспект не менее важен в понимании всего революционного процесса, его результатов и перспектив той или иной государственной системы. Проблема “двоевластия” также не может быть разрешена исходя из одной констатации “авторитетности” тех или иных властных структур; необходимо исследование того механизма, который позволял им активно претворять в жизнь свою политическую волю и принимать для этого конкретные решения в сфере управления.
Тезис о слабости и формальном характере правительственной власти в марте - апреле 1917 года нельзя назвать новым для науки. К такому выводу, в частности, пришел В.И.Старцев, автор единственной в советской историографии работы, специально посвященной внутренней политике первого Временного правительства. В этой монографии, а также в ряде иных исследований (отечественных и зарубежных) рассматриваются отдельные аспекты организации революционной власти и делается заключение о том, что ее аппарат был малоэффективен, находился на стадии формирования, но так и не был создан. Эту характерную особенность советские авторы объясняли “буржуазной” природой Временного правительства, которое, хотя и было создано благодаря разнородным силам, но не могло опереться на широкие народные массы и стремилось “к реакционному повороту”.[1] Западная и современная отечественная историография в целом разделяют это мнение, хотя и не склонны преувеличивать эволюцию правительства к “контрреволюционности”.[2] Вместе с тем, в последнее время также наметился интерес к изучению не только “социальной природы” Временного правительства, но и его конкретного функционирования. Так, структура центральных органов власти в период февраля - октября 1917 года впервые стала предметом особого изучения в работе Н.В.Белошапки. По справедливому мнению автора, эта структура создавалась под непосредственным влиянием “мощного революционного кризиса”, определившего ее статус и эволюцию. Вместе с тем, этот широкий исторический контекст в монографии затронут далеко не полностью.[3] О его непосредственном влиянии на изменение всего характера государственной власти после Февраля пишет У.Розенберг. Он, в частности, справедливо считает вопрос “двоевластия” лишь частью более общей проблемы того, “как изменились пути утверждения властного начала и способы его реализации” в этот период. По его мнению, произошло коренное изменение представлений о роли и характере государства, что было характерно как для Временного правительства, так и для Советов. Началась широкая и целенаправленная “демократизация управления”, но она не смогла обеспечить прочности нового режима, поскольку правительство слабо использовало новые инструменты власти.[4] Было бы, тем не менее, важно проследить не только характер этих изменений, но и прояснить их обстоятельства, в частности, роль самой власти в этом процессе.
Я спартанский мальчик, или же житель Лаконии, и зовут меня Эгесий, что означает «тот, кто любит петь и хорошо поет».
Утро мое начинается с рассветом на соломенной подстилке. Мне 12 лет, я уже 5 лет живу в военном лагере для мальчиков, где мы учимся выживать сами. В нашей стране мальчики не живут с родителями, чтобы не разбаловаться. Только девочки, но их тоже растят воинами.
Сегодня нам нужно добыть себе пропитание. Обычно мы охотимся – бросаем в зверей копья и дротики, стреляем из лука, ловим острогой рыбу. Месяц назад я убил из лука косулю, но сейчас припасы подошли к концу, а звери разбежались. Нам угрожает голод.
Обычно по утрам наш наставник заставляет нас плавать в горной реке, хоть вода и ледяная. Надо плыть против течения, тренируя свое тело. После обеда мы упражняемся в гимнастике и владении оружием. Я учусь биться на мечах и уже достиг немалого мастерства.
За едой наставник поведет сегодня нас в деревню илотов: мы должны устрашить этих рабов и разграбить их селение. Нас разрешается даже убивать их, но не всех: кто же тогда будет работать? На моем счету уже трое убитых рабов, но старшие мальчики смеются надо мной: унизить раба – это совсем не то, что встретиться в бою с настоящим воином.
С илотами у нас настоящая война: в прошлый наш поход сильный раб сходу проломил голову моему лучшему другу. Никто не знает, как теперь я плачу по ночам об утрате. Плакать и жаловаться в Спарте считается постыдным, будущих воинов за это наказывают. Даже говорить нас учат кратко, по существу. Жители Афин за это называют краткость «лаконичностью».
Если вечером вернусь живым, надо не забыть засунуть в свою подстилку жгучей крапивы: с нею теплее спать. Укрываться нам запрещено.
Конечно же Крымское ханство поддерживало Турцию, ведь оно было зависимо от нее вплоть до Екатерины 2 и ее манифеста о присоединении Крыма к России (1783).