Он верил в высокое предназначение человека.
Я не люблю
усталых рассуждении
о бренности земного бытия.
Он был великим энтузиастом.
Я начал с пафоса большого,
с высокой веры в жизнь
и в век,
с восторга, с жара молодого,
с рывка вперед,
с движенья вверх.
Он благодарил выпавшее ему время.
Мой век, меня ты не обидел.
Он хотел счастья, всеобщего, а не отдельного.
Быть счастливым со всеми —
Это высшее счастье.
Такой была эпоха. Таким был народ. Таким был поэт. Урал для Михаила Львова существовал – в четырех гранях: юность, железо, война, победа. То есть Урал – это вся его поэзия. У поэта есть стихи про Челябинск (и другие города Урала).
Он писал о войне и победе.
Мы — поэты Победы,
В славе, в прахе, в пыли.
Мы – большие поэты,
От большого мы шли.
Ни Берлина, ни Праги
У солдат не отнять.
Годы нашей отваги
Под архив не подмять.
Грустное настроение царицы подчеркивается погодой. "только видет вьется вьюга. Снег валится на поля. Вся белешенька земля"
Хозяйке Медной горы понравилось в Степане Петровиче, что он не показал виду, что испугался, когда увидел Хозяйку, смело разговаривал с ней. Ему было «стыдно перед девкой хвастуном себя оказать», и он выполнил обещание, сказал приказчику, что Хозяйка велела. Когда Хозяйка Медной горы привела его свои богатства показывать, он «не обзарился» на эти богатства, «не променял свою Настеньку на каменну девку».<span>Хозяйка исполнила свои обещания: когда Степана приковали в забое, она подбрасывала ему хороший малахит, помогла освободиться из крепостного состояния, затем помогла найти нужные глыбы для столбов.</span>
Когда скоком,а когда и боком.
Не гонкой волка бьют,а уловкой.
Если сметливый боец,врагу-конец!
Где вброд,а где и вплавь.
Слово «миф» (μυ̃θοζ) — «слово», «рассказ», «речь», «сказание», «предание» — происходит из древнегреческого. Первоначально под ним понималась совокупность абсолютных (сакральных) ценностно-мировоззренческих истин, противостоящих повседневно-эмпирическим (профанным) истинам, выражаемым обыкновенным «словом» (ἔπος), отмечает профессор А. В. Семушкин[2]. Начиная с V века до н. э., пишет Ж.-П. Вернан, в философии и истории «миф», противопоставленный «логосу», с которым они изначально совпадали по значению (только впоследствии λόγος стал означать способность мышления, разум), приобрёл уничижительный оттенок, обозначая бесплодное, необоснованное утверждение, лишенное опоры на строгое доказательство или надёжное свидетельство (однако, даже в этом случае он, дисквалифицированный с точки зрения истинности, не распространялся на священные тексты о богах и героях)[3].
Преобладание мифологического сознания относится главным образом к архаической (первобытной) эпохе и связывается прежде всего с её культурной жизнью, в системе смысловой организации которой миф играл доминантную роль[4]. Английский этнограф Б. Малиновский отвёл мифу в первую очередь практические функции поддержания традиции и непрерывности соответствующей культуры[5].
