«Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и заглохлый, казалось, один освежал эту обширную деревню и один был вполне живописен в своём картинном опустении. Зелёными облаками и неправильными трепетолистными куполами лежали на небесном горизонте соединённые вершины разросшихся на свободе дерев. Белый колоссальный ствол берёзы, лишённый верхушки, отломленной бурею или грозою, подымался из этой зелёной гущи и круглился на воздухе, как правильная мраморная сверкающая колонна; косой остроконечный излом его, которым он оканчивался кверху вместо капители, темнел на снежной белизне его, как шапка или чёрная птица. Хмель, глушивший внизу кусты бузины, рябины и лесного орешника и пробежавший потом по верхушке всего частокола, взбегал наконец вверх и обвивал до половины сломленную берёзу. Достигнув середины её, он оттуда свешивался вниз и начинал уже цеплять вершины других дерев или же висел на воздухе, завязавши кольцами свои тонкие цепкие крючья, легко колеблемые воздухом. Местами расходились зелёные чащи, озарённые солнцем, и показывали неосвещённое между них углубление, зиявшее, как тёмная пасть; оно было всё окинуто тенью, и чуть-чуть мелькали в чёрной глубине его: бежавшая узкая дорожка, обрушенные перилы, пошатнувшаяся беседка, дуплистый дряхлый ствол ивы, седой чапыжник, густой щетиною вытыкавший из-за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся листья<span> и сучья, и, наконец, молодая ветвь клёна, протянувшая сбоку свои зелёные лапы-листы, под один из которых забравшись бог весть каким образом, солнце превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте. В стороне, у самого края сада, несколько высокорослых, не вровень другим, осин подымали огромные вороньи гнёзда на трепетные свои вершины. У иных из них отдёрнутые и не вполне отделённые ветви висели вниз вместе с иссохшими листьями. Словом, всё было хорошо, как не выдумать ни природе, ни искусству, но как бывает только тогда, когда они соединятся вместе, когда по нагромождённому, часто без толку, труду человека пройдёт окончательным резцом своим природа, облегчит тяжёлые массы, уничтожит грубо ощутительную правильность и нищенские прорехи, сквозь которые проглядывает не скрытый, нагой </span>план<span>, и даст чудную теплоту всему, что создалось в хладе размеренной чистоты и опрятности».
«Будильник» – еженедельный сатирический журнал с карикатурами, который начали издавать в 1865 году. С перерывами он издавался вплоть до 1917 года, с течением времени становясь все более радикальным.
_________________
Основателем и редактором «Будильника» до 1877 был Н. А. Степанов — карикатурист демократичного направления. В дальнейшем журнал редактировали Н. Кугель, Н. П. Кичеев, Е. Г. Арнольд, В. Д. Левинский и другие.
Редакционный день «Будильника». 1885 г. Второй слева — А. П. Чехов, крайний справа — В. А. Гиляровский.
В 1860-х годах в «Будильнике» печатались поэты-сатирики Г. Н. Жулев, Д. Д. Минаев, Л. И. Пальмин, писатель А. И. Левитов, карикатурист А. Лебедев и другие. Начиная с 1864 с журналом сотрудничал К. М. Станюкович. В 1866—1867 литературным отделом журнала заведовал П. И. Вейнберг.
В 1870-х годах сатира и юмор становятся менее острыми. В начале 1880-х годов в «Будильнике» под псевдонимами А. Чехонте, Брат моего брата и др. печатался А. П. Чехов. В 1881—1891 в журнале сотрудничал юморист Е. Ф. Кони, сын Ф. А. Кони, брат Анатолия Кони. В 1880-х в журнале публиковались произведения А. В. Амфитеатрова, В. А. Андерсона, А. В. Арсеньева, Л. Г. Граве. В «Будильнике» неоднократно печатались российский юморист В. Р. Щиглев и поэт А. Н. Будищев[1].
В «Будильнике» работали известный впоследствии под псевдонимом Моор график Дмитрий Орлов, знаменитый архитектор Фёдор Шехтель (под псевдонимами Ф. Ш. и Финь-Шампань), писатель В. А. Гиляровский.
В конце XIX — начале XX века на страницах «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» М. Н. Мазаев дал следующую оценку этому печатному изданию:
«Будильник» после «Искры» — лучший юмористический журнал, занимающийся, насколько возможно, серьезными вопросами, осмеянием наших неустройств, и отнюдь не потакающий грубым и сальным инстинктам толпы.
Отношения Оксаны и Вакулы из повести " Ночь перед Рождеством " Весьма запутаны... Вакула с самого начала рассказа был влюблён в Оксану , хотя она и была самовлюбленной и в упор его не видела . Ради неё герой рассказа словил и заставил Черта привезти его в столицу где жила царица . Вакула зашёл во дворец и осмелился попросить туфельки царицы , хотя это могло стоить ему его жизни... А вот Оксана поняла , что любит Вакулу только тогда , когда он объявил, что покончит с жизнью и она его больше не увидит. Когда Вакула пришёл скататься к её отцу . Он принёс туфельки царицы и протянул их Оксане. Девушка же сказала , что он ей намного дороже. И обняла его ... Вот такие отношения у Оксаны и Вакулы из повести "Ночь перед Рождеством "