У вірші "Матері" автор виражає своє відношення до матері, свою любов, свою повагу. Вірш настільки насичений почуттями й ємоціями, що здається, він ніби виділяє собою щоб особливе, знайоме, рідне.
Всего пять деревенских мальчишек. Охотник, слушая их разговор, выделяет у каждого мальчика свои особенности и замечает их даровитось.
Самый старший из них - четырнадцатилетний Федя, сын зажиточного крестьянин.
Он из богатой семьи, а в ночное он выехал ради забавы.
Одет он был отлично от всех остальных мальчиков: ситцевая рубаха с каемкой, армячок, собственные сапоги.
Также у него был гребешок - редкий предмет у крестьянских детей.
Мальчик стройный, нетрудящийся, с красивыми и мелкими чертами лица,
с белокурыми волосами, "белоручка".
Федя по-хозяйски лежал, оперевшись на локоть.
Во время разговора он вёл себя деловито, задавал вопросы, важничал. покровительствующе разрешал мальчикам делиться историями.
Сам говорил Федя мало - он не хотел ронять свой авторитет,
ведь он был неграмотен.
Петр Владиславич – персонаж рассказа Л. Н. Толстого «После бала», пожилой полковник, отец Вареньки Б. Это был красивый, статный и свежий старик с румяным лицом, белыми бакенбардами и подвитыми усами. С его лица не сходила ласковая улыбка, такая же, как у Вареньки. На балу он так грациозно танцевал мазурку с дочерью, что все присутствующие любовались. То, что произошло после бала, никак не вязалось с его образом любящего отца и воспитанного кавалера.
Рассказчик под утро застал совершенно иную картину. У дома Вареньки вели бедного татарина, которого били палками солдаты, а рядом шествовал сам Петр Владиславич и следил, чтобы исправно били. Если солдат промахивался, тогда он бил того по лицу. Это был человек, который мог держать рукой в замшевой перчатке талию любимой дочери и потом этой же перчаткой бить солдат по лицу. Для рассказчика, который успел на балу проникнуться уважением к седому вояке, такое раздвоение было полной неожиданностью. Ни до, ни после этого случая, он не мог понять, правильно ли это, улыбаться ангельской улыбкой в одном кругу, и жестоко бить людей – в другом.
Вы прочитали первое ( и , пожалуй , наиболее выразительное ) из пяти
стихотворений Марины Цветаевой , составивших цикл « Стол » и обращенных
ею к своему рабочему месту — письменному столу ( разумеется , качество ,
размер и местоположение этого стола совершенно неважны , важно лишь его
предназначение — для письма ). Перед вами гимн поэта своему труду ,
своему призванию , от которого невозможно отказаться и которое
оказывается единственной успешной защитой от всех « мирских соблазнов » и
« низостей » жизни . Прием постепенного и неуклонного обогащения
основного образа смысловыми от - тенками путем нарастающего потока
перифразов , каждый из которых разворачивается в некий микрообраз ,
здесь применен с покоряющим мастерством . Письменный стол упо -
добляется и верному спутнику — « по всем путям », и охраняющему от
досужего любо - пытства « шраму », и выносливому « вьючному мулу », и
строгому зеркалу , и даже доскам при жизни заготовленного гроба и волнам
, заливающим морской берег ( по - немецки штранд ). Очень выразительно
сравнение письменного стола с огненным столпом , в образе которого Бог ,
по преданию , указывал путь евреям при исходе из Египта . Кованый
четырехстопный ямб с исключительно мужскими рифмами , обилие об -
ращений и благодарностей с восклицательным знаком создают атмосферу
своеобразного благодарственного гимна и в то же время передают поистине
несгибаемую волю к твор - честву и неистребимое чувство долга , присущее
автору . Особую смысловую емкость стиха обеспечивают многочисленные
эллипсисы — пропуски легко восстанавливаемых элементов высказывания (
например , «... всем низостям — наотрез !»), переносы ; изысканно не
закончено одно из самых сильных сравнений : Так ширился , до широт —
Таких , что , раскрывши рот , Схватись за столовый кант ... Многоточие
передает необъятность открывающихся поэту пространств , и особенно
сильно звучит после этой оборванной фразы удар « волны » следующей
строки : Меня заливал , как штранд ! Постоянные звуковые и смысловые
переклички слов и словосочетаний также значительно расширяют
семантическое пространство стихотворения . Интересно и то , что Цветаева
как бы сливает в одно две синтаксические позиции , умудряясь вложить в
одно высказывание несколько смыслов : Так будь же благословен — Лбом ,
локтем , узлом колен Испытанный , — как пила В грудь въевшийся — край
стола ! Ритм позволяет « прочитать » в этой строфе и тот смысл , что
поэт благословляет свой стол « лбом , локтем , узлом колен », а также и
то , что стол « испытан », как рабочий инструмент — пила . Хотя если
всмотреться в знаки препинания , то структура высказыва - ния следующая :
испытанный — чем ? — лбом , локтем , узлом колен ; в грудь въевшийся —
как ? — как пила . Эта последняя строфа - благословение удивительна еще и
тем , что здесь так муже - ственно , « затрудненно » и победно звучит
согласный « л » — а ведь , казалось бы , с помощью 2
этого звука передается только шелест волн и ласковое лепетанье женщины .
Цветаева даже в этой мелочи ведет себя как гениальный мастер —
опрокидывает наши сложившиеся представления о русском стихе .
<span>"- Слушайте, мастера! Что согревает нас в холодные зимние ночи? Одеяло. Что укрывает нас от зноя?" В общем от холода и зноя.</span>