Иван 3 присоединил Ярославское ,Ростовское,Тверское княжества. Присоединил Новгородскую,Вятскую,Черниговскую,Северскую,Брянскую,Гомельскую и часть Рязанских земель.
Не головной убор защищал от беды, а женщина с непокрытой головой могла навлечь на дом беду.
«если замужняя женщина выйдет без платка на голове в сени, то домовой потянет ее за волосы на чердак» , кроме того, это может вызвать падеж скота или неурожай. Простоволосой ходит колдунья. Бабой - пустоволоской на русском севере назывался зловредный персонаж заговора: «Спаси и сохрани от девки-чужеволоски, от бабы-пустоволоски, от лихой воды, от лихой беды…». Вообще, персонажи нечистой силы часто представлялись с распущенными волосами – севернорусская Мокуша, русалки, кикиморы, демоны болезней (лихорадки) , смерть (Белая баба) др. Исследователи по-разному объясняли этот обычай. Так, Д. К. Зеленин видел в этом «остаток прежнего закрывания лица» , оберег от чар и, одновременно, попытку мужа «обезопасить свою собственность». Н. И. Гаген-Торн считала, что покрытые волосы – символ подчиненного положения, в которое переходит женщина. Волосы прятали с целью обезопасить род мужа от магической силы, принадлежащей другому роду (роду жены). Сходная точка зрения высказывалась и А. А. Потебней, который видел в покрывании волос потерю девичьей красы и гордости, а так же лишении девушки некоторой таинственной силы. Б. А. Успенский писал, что повойник носят, потому что «на женский волос не должно светить солнце» . Волосы связаны с культом Волоса. В этом запрете он видел отражение противопоставления Перуна и Волоса. «Непокрытые волосы замужней женщины вызывают гнев небес, подобно тому, как Волос в исходной мифологической схеме провоцирует гнев Перуна». <span> А. К. Байбурин считает, что в укрывании волос замужней женщины можно видеть проявление общей тенденции к постепенному росту ограничений на каждом новом жизненном этапе. Внешне эта тенденция наиболее ярко проявилась в одежде: человек доодевается, его облик изменяется по линии «открытость» - «закрытость» . Функции индивида и его социальные роли становятся более определенными, это требует внешнего проявления и закрепления</span>
<span>ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 2014 История Выпуск 2 (25) УДК 94( )"17/1917": МЕЩАНЕ КАМСКО-ВЯТСКОГО РЕГИОНА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX НАЧАЛА XX ВЕКА: ИСТОРИКО-ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА 1 А. В. Ушаков Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, , г. Ижевск, ул. Ломоносова, 4 Рассмотрено демографическое развитие мещанского сословия и его место в социальносословной структуре населения городов и уездов Камско-Вятского региона (Глазовский, Елабужский, Малмыжский, Сарапульский уезды). Проанализированы основные источники и факторы изменения численности представителей мещанского сословия. Выявлен ряд тенденций, свойственных демографическим процессам в среде мещан. Отмечены общие и отличительные признаки демографического развития мещанского сословия региона и России в целом. Ключевые слова: мещане, сословия, горожане, демография, миграционные процессы, правовой статус. Форсированные Великими реформами трансформационные процессы открыли качественно новый этап социально-экономического развития в истории России. Город, выйдя победителем из противостояния с деревней, начал активно наращивать свой потенциал в качестве торговопромышленного и культурного центра. Результаты преобразований нашли проявление в протекавших в городской среде демографических процессах. Мещанское сословие, коренной слой населения городов, оказалось в центре упомянутых явлений, а потому представляет особый интерес в связи с изучением урбанистических процессов пореформенного времени. В общероссийском масштабе исследуемые нами вопросы освещались в работах А.Г. Рашина [Рашин, 1956], П.Г. Рындзюнского [Рындзюнский, 1958; 1978], Б.Н. Миронова [Миронов, 1990; 2003], Л.В. Кошман [Кошман, 2008а; 2008б, с.3 20], Т.В. Бессоновой [Бессонова, 2006, с ]. Региональные аспекты были выделены в работах А.П. Каплуновского [Каплуновский, 2000], В.В. Белослудцевой [Белослудцева, 2006], З.М. Кобозевой [Кобозева, 2013], Ю.М. Гончарова, В.С. Чутчева [Гончаров, Чутчев, 2004], Л.А. Одинцовой [Одинцова, 2011], И.Н. Смирнова [Смирнов, 2007], А.В. Долгопятова [Долгопятов, 2010]. Проблемы истории мещанского сословия на территории «удмуртских уездов» затрагивались в отдельных трудах Н.П. Лигенко [Лигенко, 1988, с ; 2001; 2004, с ], Д.М. Пюрияйнен [Пюрияйнен, 2013], Т.А. Васиной [Васина, 2006], Н.А. Родионова [Родионов, 2009], Г.И. Обуховой [Обухова, 1996, с ], А.А. Александрова [Александров, 1996]. В целом в современной отечественной историографии следует отметить повышение интереса к истории мещанского сословия. Законодательное оформление сословия мещан в России («горожане» польск.) произошло в Жалованной грамоте городам 1785 г. На протяжении XIX в. мещане составляли от одной трети (1811 г. 35.1%) до половины городского населения (1897 г. 44,3%) [Рашин, 1956, с ]. Будучи частью сословия городских обывателей, мещане находились в податном состоянии: несли рекрутскую повинность, платили подушные подати, нуждались в особых паспортах для выезда за пределы места приписки. Таким образом, в своем правовом статусе и численном составе мещане были в известной степени сходны с крестьянами. Ценные сведения о демографической составляющей истории региона содержатся в материалах Вятского губернского статистического комитета и Первой всероссийской переписи населения (1897 г.). Посемейные списки мещан и книги регистрации приговоров мещанских обществ являются важными источниками изучения процессов межсословной мобильности, а также отслеживания миграционных процессов в среде мещан. В нашей работе сосредоточено внимание на четырех уездах (Глазовский, Елабужский, Малмыжский, Сарапульский), в основном составивших территорию современной Удмуртии. Рассмотрим место, занимаемое мещанами в демографической картине городов региона (табл. 1). А. В. Ушаков,</span>