Если бы птицам присваивали воинские звания, то этому гусю следовало бы дать адмирала. Все у него было адмиральское: и выправка, и походка, и тон, каким он разговаривал с прочими деревенскими гусями.
Ходил он важно, обдумывая каждый шаг. Он всегда высоко и неподвижно держал длинную шею, будто нес на голове стакан воды.
Одним словом, Белый гусь был самой важной персоной в деревне. В силу своего высокого положения жил он беспечно и вольготно. На него засматривались лучшие гусыни деревни; ему принадлежали лучшие песчаные отмели.
Но самое главное — то, что плес, на котором я устроил приваду, Белый гусь считал тоже своим. Из-за этого плеса у нас с ним давняя тяжба. Он меня просто не признавал. То он кильватерным строем ведет свою гусиную армаду прямо на удочки. То затеет всей компанией купание как раз у противоположного берега.
Много раз он поедал из банки червей, утаскивал куканы с рыбой. Делал это не воровски, а все с той же степенной неторопливостью. Очевидно, Белый гусь считал, что все в этом мире существует только для него одного и, наверное, очень бы удивился, если бы узнал, что сам-то он принадлежит деревенскому мальчишке Степке, который, если захочет, оттяпает Белому гусю голову, а Степкина мать сварит из него щи со свежей капустой.
Однажды весной, когда я пришел на свое любимое место ловить рыбу, Белый гусь уже был там. Увидев меня, он зашипел, раскинул крылья и двинулся на меня. Подбежавший Степка объяснил, что сейчас у гуся гусята, вот он и бросается на всех.
— А мать-то их где? — спросил я Степку.
— Сироты они. Гусыню машина переехала.
Только теперь я разглядел, что одуванчики, среди которых стоял Белый гусь, ожили и сбились в кучу и испуганно вытягивают желтые головки из травы.
Как-то раз, когда я был на своей приваде, я не заметил, как из-за леса наползла туча, потом налетел вихрь; сразу вокруг все зашумело, и туча прорвалась и обрушилась холодным косым ливнем. Гуси, растопырив крылья, полетели в траву. Под ними спрятались выводки. Вдруг по козырьку кепки что-то стукнуло, и к моим ногам скатилась белая горошина.
Гуси замерли в траве, тревожно перекликаясь.
Белый гусь сидел, высоко вытянув шею. Град бил его по голове, гусь вздрагивал и прикрывал глаза. Когда особенно крупная градина попадала в темя, он тряс головой и снова выпрямлялся.
Туча свирепствовала с нарастающей силой. Гуси не выдержали и побежали, а град гулко барабанил по их пригнутым спинам. То здесь, то там слышался жалобный призывный писк гусят. А к моим ногам скатывались уже не круглые горошины, а куски наспех обкатанного льда.
Туча умчалась так же внезапно, как и появилась. Под солнечными лучами белый 'запорошенный луг на глазах темнел, оттаивал. В поваленной мокрой траве, будто в сетях, запутались иссеченные гусята. Они погибли почти все.
Луг, согретый солнцем, снова зазеленел. И только на его середине никак не растаивала белая кочка. Я подошел ближе. Это был Белый гусь. Он лежал, раскинув могучие крылья и вытянув по траве шею. Серый немигающий глаз глядел вслед улетающей туче. По клюву из маленькой ноздри сбегала струйка крови.
<span>Все двенадцать пушистых «одуванчиков», целые и невредимые, толкаясь и давя друг друга, высыпали наружу из-под крыла Белого гуся. Весело попискивая, они рассыпались по траве, подбирая уцелевшие градины. Перед ними открывался удивительный мир, полный сверкающих трав и солнца.</span>
Барбос - дворняжка. Жулька — комнатная собачка. Они очень привязаны друг к другу.
Во двор забежала бешеная собака. Маленькая Жулька смело с лаем бросилась к ней, и бешеная собака убежала, не успев её укусить.
Но Жулька заболела. Её отнесли в сарай. Барбос сидел под сараем и выл, хотя его прогоняли. Когда его все же впустили в сарай, он стал облизывать Жульку.
Выйдя из сарая, Барбос лег перед дверью и начал тоскливо выть. Тогда сарай открыли и увидели, что Жулька мертва.
Однажды темной холодной зимой проснулся медведь в своей берлоге. Ворочался-ворочался с боку на бок, никак уснуть не может. Подумал он, что неплохо бы было что-нибудь поесть. Вылез из берлоги, а там только снег, да голые деревья стоят. И еще звезды и луна с неба светят. Решил медведь звезды попробовать. Забрался он на самую высокую гору, уселся на ней поудобнее и давай звездочки с неба отковыривать. Понравились они ему – знай сидит щелкает.
Не успел медведь опомниться, как съел все звезды с неба и тут же почувствовал, что наелся. Тут бы ему идти обратно в берлогу спать до весны, но видит, что на небе еще луна осталась. Большая такая, круглая, яркая. Мало медведю звезд показалось, захотел он еще и луну съесть. Только высоко она висит, не достать с земли.
На горе росло высокое дерево. Полез медведь на это дерево за луной. Лезет-лезет вверх, луна к нему все ближе, а ствол дерева все тоньше. Наконец почти уже достал, но и ствол закончился, некуда лезть дальше. Потянулся он за луной, макушка дерева и обломилась. Медведь упал и убился, а звезды из его живота обратно на небо улетели.
Тут и сказке конец.