Нет людей несчастнее
станционных смотрителей, ибо во всех своих неприятностях путешествующие
непременно винят смотрителей и стремятся на них выместить свою злость
по поводу плохих дорог, несносной погоды, скверных лошадей и тому
подобного. А между тем смотрители — это большей частью кроткие
и безответные люди, «сущие мученики четырнадцатого класса, ограждённые
своим чином токмо от побоев, и то не всегда». Жизнь смотрителя полна
тревог и хлопот, он ни от кого не видит благодарности, напротив, слышит
угрозы и крики и ощущает толчки раздражённых постояльцев. Между тем
«из их разговоров можно почерпнуть много любопытного и поучительного».
В 1816 г.
случилось рассказчику проезжать через *** губернию, и в дороге он был
застигнут дождём. На станции поспешил он переодеться и напиться чаю.
Ставила самовар и накрывала на стол смотрителева дочь, девочка лет
четырнадцати по имени Дуня, которая поразила рассказчика своей красотой.
Пока Дуня хлопотала, путешественник рассматривал убранство избы.
На стене заметил он картинки с изображением истории блудного сына,
на окнах — герань, в комнате была кровать за пёстрой занавеской.
Путешественник предложил Самсону Вырину — так звали смотрителя — и его
дочери разделить с ним трапезу, и возникла непринуждённая обстановка,
располагающая к симпатии. Уже лошади были поданы, а путешественник все
не хотел расстаться со своими новыми знакомыми.
Продолжение текста после рекламы
Миновало
несколько лет, и вновь довелось ему ехать этим трактом.
Он с нетерпением ожидал встречи с давними знакомыми. «Вошед в комнату»,
он узнал прежнюю обстановку, но «все кругом показывало ветхость
и небрежение». Не было в доме и Дуни. Постаревший смотритель был угрюм
и неразговорчив, лишь стакан пуншу расшевелил его, и путешественник
услышал печальную историю исчезновения Дуни. Случилось это три года
назад. На станцию прибыл молодой офицер, который очень спешил
и гневался, что долго не подают лошадей, но, увидев Дуню, смягчился
и даже остался ужинать. Когда же лошади прибыли, офицер внезапно
почувствовал сильное недомогание. Приехавший лекарь нашёл у него горячку
и прописал полный покой. На третий день офицер был уже здоров
и собрался уезжать. День был воскресный, и он предложил Дуне довезти
ее до церкви. Отец позволил дочери поехать, не предполагая ничего
худого, но все же им овладело беспокойство, и он побежал к церкви.
Обедня уже кончилась, молящие расходились, а из слов дьячка смотритель
узнал, что Дуни в церкви не было. Вернувшийся вечером ямщик, вёзший
офицера, сообщил, что Дуня отправилась с ним до следующей станции.
Смотритель понял, что болезнь офицера была притворной, и сам слёг
в сильной горячке. Поправившись, Самсон выпросил отпуск и пешком
отправился в Петербург, куда, как знал он из подорожной, ехал ротмистр
Минский. В Петербурге он отыскал Минского и явился к нему. Минский
не сразу узнал его, а узнав, начал уверять Самсона, что он любит Дуню,
никогда ее не покинет и сделает счастливою. Он дал смотрителю денег
и выпроводил на улицу.
Самсону очень хотелось ещё раз увидеть
дочь. Случай помог ему. На Литейной заметил он Минского в щегольских
дрожках, которые остановились у подъезда трёхэтажного дома. Минский
вошёл в дом, а смотритель из разговора с кучером узнал, что здесь живёт
Дуня, и вошёл в подъезд. Попав в квартиру, сквозь отворённую дверь
комнаты увидел он Минского и свою Дуню, прекрасно одетую и с неясностью
смотрящую на Минского. Заметив отца, Дуня вскрикнула и без памяти упала
на ковёр. Разгневанный Минский вытолкал старика на лестницу, и тот
отправился восвояси. И вот уже третий год он ничего не знает о Дуне
и боится, что судьба ее такова же, как судьба многих молоденьких дур.
Через
некоторое время вновь случилось рассказчику проезжать этими местами.
Станции уже не было, а Самсон «с год как помер». Мальчик, сын пивовара,
поселившегося в Самсоновой избе, проводил рассказчика на могилу Самсона
и рассказал, что летом приезжала прекрасная барыня с тремя барчатами
и долго лежала на могиле смотрителя, а ему дала пятак серебром, добрая
барыня.
