К старшему Дубровскому сначала было уважительное,а потом поругались и,естественно,стало плохое(отрицательное).
А Троекурова уважали чисто за его деньги.
Мужик-обычный крестьянин, который привык подчиняться , трудолюбивый и умелый мужчина.Многого не требует. Доволен и малым
Один из центральных образов - царь Салтан - подан в комическом ключе.
Салтан- царь идеальный, олицетворение мечты русского народа, отец-батюшка.
Он добродушен и доверчив, поэтому оказывается жертвой злых козней.
Такой царь может запросто простоять весь вечер "позадь забора" и ненароком подслушать беседу трех девиц за пряжей. Царство Салтана - вполне домашнее, с хорошо протопленной печью в морозный крещенский вечер. Мысли царя самые простые. Три сестрицы пообещали ему разное и несбыточное, и он уверен, что стоит ему лишь пожелать, и все это сбудется. А главное, "к исходу сентября" у него будет сын-богатырь.
Гвидон и становится воплощением благополучной действительности.
Идеальный образ Салтана разрушается под влиянием прозы жизни. Затягивается война, в которой Салтан "бьется долго и жестоко". Интригуют ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой и добиваются изгнания любимой жены с младенцем.
Но чем сильнее одурманивают они царя слухами о чудесах, тем слабее становится их власть над ним.
Наконец чаша любопытства переполнена, и Салтан разрывает паутину своего безволия. Реальность, ожидающая его, оказывается богаче самых заманчивых снов. Царь обретает даже больше того, о чем мечтал. Главное же-семейное счастье восстановлено. Справедливость торжествует, недобрые чары развеяны.
В пушкинской переделке сюжета самым заметным явилось образ Лебеди. Идеализируя личное отношение к жене, поэт сделал этот образ художественным центром сказки.
Образ царевны Лебедь вобрал в себя черты русской Василисы Премудрой. Царевне Лебеди Пушкин передал некоторые черты чудесного "месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит", и сделал ее сестрой 33 морских богатырей.
<span>. </span>
Похвальное слово Карамзину
Нам остается говорить о Карамзине как о человеке. Все свои труды, как ни были они велики, все свои заслуги, как они ни были важны, всю свою славу, как ни была она блистательна, Карамзин ставил ни во что, пред достоинством собственно человеческим. Самое высокое, самое чистое понятие об жизни выразил он в следующем письме к Тургеневу: "Жить есть не писать историю, не писать трагедии или комедии; а как можно лучше мыслить, чувствовать и действовать, любить добро, возвышаться душой к его источнику; все другое ... есть шелуха, -- не исключая и моих осьми или девяти томов!"37
Может ли быть что-нибудь выше, назидательнее, умилительнее этих слов в устах такого знаменитого и заслуженного человека, как Карамзин, на верху почестей и славы. Золотыми буквами должны они быть написаны не только в кабинете ученого, но даже и всякого действующего на каком бы то ни было поприще, человека, -- да читая их, смиряемся.
Думая с такою скромностию о великом труде, которому посвятил он свою жизнь, который завещал потомкам в драгоценное наследство, которого достоинства я старался представить вам теперь вкратце, Карамзин однакож любил его сердечно, что выразил очень трогательно в письме к Дмитриеву:38 "Работа сделалась для меня опять сладка: знаешь ли, что я со слезами чувствую признательность к небу за свое историческое дело! знаю, что и как пишу, в своем тихом восторге не думаю ни о современниках, ни о потомстве: я независим и наслаждаюсь своим трудом, любовию к отечеству и человечеству. Пусть никто не будет читать моей истории: она есть, и довольно для меня. За неимением читателей, могу читать себе и рассуждать, где и что хорошо. Мне остается просить Бога единственно о здоровье милых и насущном хлебе, до тех пор,