Соне́ты Уи́льяма Шекспи́ра — стихотворения Уильяма Шекспира, написанные в форме сонета. Всего их 154 и бо́льшая часть написана в 1592—1599 годах. Впервые сонеты Шекспира были напечатаны в 1609 году, очевидно, без ведома автора. Однако два сонета появилось в печати ещё в 1599 году в пиратском сборнике «Страстный пилигрим». Это сонеты 138 и 144.
<span><span>Сонеты, посвящённые другу: 1—126<span><span>Воспевание друга: 1—26</span><span>Испытания дружбы: 27—99<span><span>Горечь разлуки: 27—32</span><span>Первое разочарование в друге: 33—42</span><span>Тоска и опасения: 43—55</span><span>Растущее отчуждение и меланхолия: 56—75</span><span>Соперничество и ревность к другим поэтам: 76—96</span><span>«Зима» разлуки: 97—99</span></span></span><span>Торжество возобновлённой дружбы: 100—126</span></span></span><span>Сонеты, посвящённые смуглой возлюбленной: 127—152</span><span>Заключение — радость и красота любви: 153—154</span></span>
Продолжает оставаться вплоть до наших дней загадкой, несмотря на бесчисленные исследования, самая знаменитая часть поэтического наследия Шекспира — егосонеты. Современникам они казались «сладкими как сахар». Этого было достаточно, чтобы разжечь жадность продавцов книг, и «книжный пират» по фамилии Джаггард несколько сонетов отпечатал в своём воровском издании ложно приписанного им Шекспиру «Страстного пилигрима» (1599). Другие сонеты попадаются в некоторых других хищнических изданиях пьес Шекспира. А в 1609 г. «книжный пират» Торп достаёт полный экземпляр вращавшихся в литературных кругах сонетов Шекспира и издаёт их без разрешения автора.
Однако его ожидания нажиться не оправдались. Сонеты, видимо, не понравились широкой публике, потому что следующее издание их появилось только в 1640 г. А затем их до такой степени забывают и игнорируют, что такой добросовестный человек, как издатель классического собрания сочинений Шекспира (1773) Стивенс, не захотел их перепечатать. Он считал шекспировские сонеты аффектированно педантическим и просто скучным вздором и позднее выразился, что «самый строгийпарламентский закон не мог бы даже принудительным путём доставить читателей» этим сонетам. И их действительно просто перестали читать или читали до такой степени невнимательно, что некоторые издатели сочинений Шекспира заявляли, будто в сонетах воспевается возлюбленная Шекспира, а один даже уверял, что королева Елизавета I.
Хлестаков — самый трудный образ в пьесе. Помотрим, что же представляет из себя этот герой. Хлестаков — мелкий чиновник, человек ничтожный, всеми порекаемый. Его презирает даже собственный слуга Осип, его может оттаскать за вихры отец. Он беден и не способен работать так, чтобы обеспечить себе хотя бы сносное существование. Он глубоко недоволен своей жизнью, даже подсознательно презирает себя. Но пустота и глупость не позволяют ему осмыслить свои беды, попытаться изменить жизнь. Ему кажется, что представься лишь случай, и все изменится, он перенесется “из грязи в князи”. Это и позволяет Хлестакову так легко и непринужденно чувствовать себя лицом значительным.
Мир, в котором живет Хлестаков, непонятен ему самому. Он не в силах постичь связь вещей, представить себе, чем в действительности заняты министры, как ведет себя и что пишет его “друг” Пушкин. Для него Пушкин — тот же Хлестаков, но счастливее и удачливее. Интересно то, что и городничий, и его приближенные, которых нельзя не признать людьми сметливыми, знающими жизнь, по-своему неглупыми, ничуть не смущены враньем Хлестакова. Им тоже кажется, что все дело в случае: повезло — и ты глава департамента. Никаких личных заслуг, труда, ума и души не требуется. Надо лишь кого-то подсидеть. Разница между ними и Хлестаковым только в том, что последний уж откровенно глуп и лишен даже практической сметки. Будь же он поумнее, пойми сразу заблуждение городской верхушки, он начал бы сознательно подыгрывать. И несомненно бы провалился. Хитрость, продуманная ложь не провели бы на мякине внимательного городничего. Недаром гордится Антон Антонович: “Тридцать лет живу на службе.. . мошенников над мошенниками обманывал. Трех губернаторов обманул! ” Городничий не мог предположить в Хлестакове лишь одного — чистосердечия, неспособности к созидательной, продуманной лжи.
А между тем это одна из основных черт Хлестакова, делающая его героем “миражной” интриги. Внутренняя пустота делает его поведение совершенно непредсказуемым: в каждый момент он ведет себя так, “как получается”. Его морили голодом в гостинице, над ним висела угроза ареста — и он льстиво молил слугу принести хоть что-нибудь поесть. Несут обед — и он прыгает на стуле от восторга и нетерпения. При виде тарелки супа Хлестаков забывает о том, как минуту назад униженно клянчил еду. Он уже вошел в роль важного господина. Совершенно справедливо комментирует суть этого образа Манн, исследователь творчества Гоголя: “Он, как вода, принимает форму любого сосуда. У Хлестакова необыкновенная приспособляемость: весь строй его чувств, психики легко и непроизвольно перестраивается под влиянием места и времени”.
Хлестаков соткан из противоречий. Безумное, алогичное вранье его, по сути, глубоко соответствует времени принципиального алогизма. Хлестаков — фигура общечеловеческая, но этот тип достиг апогея в николаевскую эпоху, достойно и полно иллюстрирует ее, раскрывая глубинные пороки того времени. Чиновники прекрасно видят, что он глуп, но высота чина затмевает любые человеческие качества.
<span> В каждом из персонажей пьесы немало хлестаковщины. Таков авторский замысел. Потому Хлестаков и главный герой, что его черты присущи каждому человеку в той или иной степени. Они комичны, лишь собранные воедино и выставленные на сцене. Самой яркой иллюстрацией тому служат мечты городничего о будущей жизни в качестве тестя великого человека. И он, и Анна Андреевна представляют себе не просто роскошь, но такую роскошь, которую унижают их теперешняя жизнь, их теперешние знакомства. Антон Антонович рисует картину: “...Поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде.. . Хе, хе, хе, вот что, канальство, заманчиво! ” Таким образом, мы видим, что представления Хлестакова и Сквозник-Дмухановского о шикарной жизни в основном совпадают. Ведь хлестаковские “тридцать пять тысяч одних курьеров” ничем не отличаются от фельдъегерей и адъютантов, которые в мечтах городничего “поскачут везде”.</span>
Там лучше, где нас нет (Чацкий).
Счастливые часов не наблюдают (Софья).
Велите ж мне в огонь - пойду как на обед (Чацкий).
Блажен, кто верует, тепло ему на свете (Чацкий).
...Карету мне, карету! (Чацкий).
...Уж коли зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь (Фамусов).
И дым Отечества нам сладок и приятен! (Чацкий).
...Частенько там мы покровительство находим, где не метим (Молчалин).