Солнце выглянуло давно на расчищенном небе и живительным, теплотворным светом своим облило степь. Все, что смутно и сонно было на душе у казаков, вмиг слетело; сердца их встрепенулись, как птицы. Степь, чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного моря, было зеленою, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений; одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытаптывали их. Ничего в природе не могло быть лучше: вся поверхность земли представлялась зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дрок выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный Бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был наполнен тысячью разных птичьих свистов. В небе неподвижно стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался Бог весть в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих волнах воздуха; вон она пропала в вышине и только мелькает одною черною точкою! вон она перевернулась крылами и блеснула перед солнцем!. . Черт вас возьми, степи, как вы хороши! Вечером вся степь совершенно переменялась: все пестрое пространство ее охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нем, и она становилась темно-зеленою; испарения подымались гуще; каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, изголуба-темному, как будто исполинскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота; изредка белели клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрогивался до щек. Вся музыка, звучавшая днем, утихала и сменялась другою. Пестрые суслики выпалзывали из нор своих, становились на задние лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становилось слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе. Путешественники, остановившись среди полей, избирали ночлег, раскладывали огонь и ставили на него котел, в котором варили себе кулиш; пар отделялся и косвенно дымился на воздухе. Поужинав, казаки ложились спать, пустивши по траве спутанных коней своих. Они раскидывались на свитках. На них прямо глядели ночные звезды. Они слышали своим ухом весь бесчисленный мир насекомых, наполнявших траву: весь их треск, свист, стрекотанье, — все это звучно раздавалось среди ночи, очищалось в свежем воздухе и убаюкивало дремлющий слух. Если же кто-нибудь из них подымался и вставал на время, то ему представлялась степь усеянною блестящими искрами светящихся червей. Иногда ночное небо в разных местах освещалось дальним заревом от выжигаемого по лугам и рекам сухого тростника, и темная вереница лебедей, летевших на север, вдруг освещалась серебряно-розовым светом, и тогда казалось, что красные платки летели по темному небу.
Степь<span> — </span>равнина<span>, поросшая </span>травянистой растительностью<span>, в </span>умеренных<span> и </span>субтропических зонах<span> Северного и Южного полушарий. Характерной особенностью степей является практически полное отсутствие </span>деревьев<span> (не считая искусственных насаждений и лесополос вдоль водоёмов и путей сообщения).</span>
Жил-был глупый помещик князь Урус-Кучум-Кильдибаев. Он был достаточно богат, любил читать газету «Весть» и раскладывать гранпасьянс. Как-то попросил князь бога, чтобы тот извел «мужика». Но бог знал, что помещик глуп, поэтому не внял ему.
Тогда начал помещик налагать на крестьян огромные штрафы. Взмолился народ к богу, и бог сделал так, что во владениях князя не стало ни одного мужика. Довольный помещик начал дышать чистым от «холопского духу» воздухом и тут же пригласил гостей. Но и актер Садовский, и четыре знакомых генерала, узнав, что князь остался без крестьян, посчитали его глупым.
Князь разложил гранпасьянс и убедился, что совсем не глуп. Тогда начал он мечтать, о том, как без мужика закажет из Англии машины, какой разведет плодовый сад. Но при этом питался леденцами да пряниками и не умывался.
Приехавший утром капитан-исправник начал ругать князя, что из-за пропажи мужиков теперь некому платить подати, а на базаре нельзя ничего купить. Обозвав помещика глупым, исправник уехал. Но и после этого князь не отступился от своих принципов.
Прошло время, помещик одичал – оброс волосами, ходил на четвереньках, утратил способность произносить звуки, ел зайцев с мехом. Вскоре подружился с медведем, но и тот считал его глупым.
Губернское начальство было очень озабочено пропажей мужика, а на капитан-исправника напал человекомедведь, в котором он подозревал глупого помещика. Как раз в это время через город летел рой мужиков, их поймали и послали в уезд, после чего все вернулось на круги своя. Помещика же вскоре нашли, вымыли и поручили «надзору слуги Сеньки». «Он жив и доныне», «тоскует по прежней своей жизни в лесах, умывается лишь по принуждению и по временам мычит».
<span>
</span>
Воскресенье моей мамы.
Когда я проснулась утром, завтрак уже был готов. Мама встала немного позже, чем обычно, но все равно успела приготовить завтрак для всей семьи. Мама всегда чем-то занята не только в рабочие дни, но и в выходные. Вот сегодня, например, я знаю, что у мамы опять будет много работы - ей надо успеть постирать, убраться в квартире, помыть полы, приготовить обед и ужин, проверить мои уроки, подготовить одежду на следующую рабочую неделю, привести себя в порядок. Поэтому я всегда стараюсь помочь маме - пропылесосить, протереть пыль, помыть посуду, сделать правильно уроки. Смотрю я на маму каждый день и понимаю: работа женщины не имеет конца.