Одним из наиболее ярких ранних произведений Горького, в котором он также
переосмысливает традиционные представления о добре и зле, красоте и
силе, но в несколько другом аспекте, является рассказ «Старуха
Изергиль». Этот рассказ состоит из трех частей: легенды о Ларре,
рассказа Изергиль о ее собственной жизни и легенды о Данко, обрамленных
повествованием автора-рассказчика. Единым целым эти три части делает
основная идея произведения — стремление выявить истинную ценность
человеческой личности.
* «В жизни, знаешь ли ты, всегда есть место подвигам. И те,
которые не находят их для себя, — … не понимают жизни, потому что, кабы
люди понимали жизнь, каждый хотел бы оставить после себя свою тень в
ней. И тогда жизнь не пожирала бы людей бесследно », — говорит
умудренная жизненным опытом Изергиль.
Эти ее слова, обращенные к рассказчику, звучат упреком скучной,
пошлой жизни многих поколений людей, без следа исчезнувших с лица земли.
В то же время эти слова объясняют смысл легенды о Ларре (его имя
означает «отверженный, выкинутый вон»), помогают лучше понять мятежную
душу самой Изергиль, которую пугает судьба отверженного сына орла,
отбрасывающая тень на ее собственную жизнь (ведь и сама Изергиль из
числа гордых и свободолюбивых героев). От этих слов тянется ниточка и к
легенде о бессмертном подвиге Данко.
Мысль автора в рассказе «Старуха Изергиль» движется от образа
сильного и красивого эгоиста Ларры, живущего только для себя, от образа
самой Изергиль, живущей только своими страстями, — к образу Данко,
живущего и совершающего подвиг ради других людей. И Ларра, и Данко —
сильные личности, но Ларра в духе ницшеанского «сверхчеловека» считает
себя человекобогом, которому «все позволено» , он хочет иметь все и
сохранить себя цельным, ничем не жертвуя. Данко же совершает подвиг
самопожертвования ради людей, которые смирились, «испуганные смертью», и
уже готовы были принять рабскую жизнь, принести в дар врагу самое
дорогое — свою волю. Одиночество Ларры оборачивается для него страшным
наказанием, так как оно противоестественно для любого человека. Ларра
жинет тысячи лет, и одиночество иссушило его душу, как солнце «выпушило
его тело, кровь и кости».
Автор осуждает Ларру как носителя эгоистической идеи, в то же время
он осуждает и старуху— носителя идеи жизни ради удовлетворения своих
страстей. Но и подвиг Данко также не оценен людьми по достоинству.
Движимый чувством сострадания и любви к людям, он целеустремленно идет
вперед, но его порыв в большой степени эмоционален, ему не хватает
могучей силы разума, и поэтому подвига героя недостаточно, чтобы
преобразить несовершенных людей и пробудит ь в них высокую духовность.
II все же автор симпатизирует именно Данко. Потому что его поступок был
совершен от великой любви к людям, и, несмотря на то что нашелся
«осторожный» человек, потушивший горящее сердце, искры его светятся, они
не померкли. Потому что гордое сердце Данко было «факелом великой любви
к людям».
На фоне этих легенд история жизни старухи Изергиль — яркой и
своевольной в любви женщины — тоже приобретает смысл притчи. Этот образ
содержит в себе ничуть не меньше свободы, полета души, чем образы Лойко и
Радды, Ларры, Данко и многих других. Жизнь Изергиль, наполненная
«жадной любовью», была подчинена этой ненасытной страсти. Но в любви она
была свободнее и не позволяла ни унижать себя, ни подчинять чьей-либо
воле.
Мотив прозрения связан с образом слушателя (автора-рассказчика), которому открывается истина.
Рассказ обрамляется его просьбами к Изергиль поведать, о чем он не
имеет пока представления. А в конце он «думал о великом горящем сердце
Данко и человеческой фантазии, создавшей столько красивых и сильных
легенд». Произведения Горького зажигают наши сердца великой любовью к
людям, стремлением к свободе, жаждой живой, полноценной жизни. И роль
самого автора, особенно в ранних его произведениях, сводится к тому,
чтобы стать некой путеводной звездой, открывающей человеку его
собственную душу, озаряющей его жизненный путь, наполняющей ее особым
смыслом. Через пленительную красоту романтических образов писатель ведет
человека к духовному преобразованию, через прекрасные истории красивых,
гордых, смелых героев Горький открывает перед нами историю нашей
собственной жизни, наши стремления, наше предназначение.
Человеку необходимо прекрасное — иначе поймет ли он свое
предназначение? Человеку нужен подвиг — иначе поймет ли он, что сердце
должно пылать? Человеку нужен Сокол — иначе он так и будет возлежать,
распластавшись на ложе своей судьбы… Горький дает нам это прекрасное,
этот подвиг, посылает нам этого Сокола.
Похвальное слово Карамзину
Нам остается говорить о Карамзине как о человеке. Все свои труды, как ни были они велики, все свои заслуги, как они ни были важны, всю свою славу, как ни была она блистательна, Карамзин ставил ни во что, пред достоинством собственно человеческим. Самое высокое, самое чистое понятие об жизни выразил он в следующем письме к Тургеневу: "Жить есть не писать историю, не писать трагедии или комедии; а как можно лучше мыслить, чувствовать и действовать, любить добро, возвышаться душой к его источнику; все другое ... есть шелуха, -- не исключая и моих осьми или девяти томов!"37
Может ли быть что-нибудь выше, назидательнее, умилительнее этих слов в устах такого знаменитого и заслуженного человека, как Карамзин, на верху почестей и славы. Золотыми буквами должны они быть написаны не только в кабинете ученого, но даже и всякого действующего на каком бы то ни было поприще, человека, -- да читая их, смиряемся.
Думая с такою скромностию о великом труде, которому посвятил он свою жизнь, который завещал потомкам в драгоценное наследство, которого достоинства я старался представить вам теперь вкратце, Карамзин однакож любил его сердечно, что выразил очень трогательно в письме к Дмитриеву:38 "Работа сделалась для меня опять сладка: знаешь ли, что я со слезами чувствую признательность к небу за свое историческое дело! знаю, что и как пишу, в своем тихом восторге не думаю ни о современниках, ни о потомстве: я независим и наслаждаюсь своим трудом, любовию к отечеству и человечеству. Пусть никто не будет читать моей истории: она есть, и довольно для меня. За неимением читателей, могу читать себе и рассуждать, где и что хорошо. Мне остается просить Бога единственно о здоровье милых и насущном хлебе, до тех пор,
