Была весна, ранняя и суровая, как зима, но в другом роде. Недели на три припал к холодной земле резкий береговой норд.
Рыбачьи лодки, повытащенные на берег, образовали на белом песке
длинный ряд темных килей, напоминающих хребты громадных рыб. Никто не
отваживался заняться промыслом в такую погоду. На единственной улице
деревушки редко можно было увидеть человека, покинувшего дом; холодный
вихрь, несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал «открытый
воздух» суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера,
трепля дым по крутым крышам.
Но эти дни норда выманивали Лонгрена из его маленького теплого
дома чаще, чем солнце, забрасывающее в ясную погоду море и Каперну
покрывалами воздушного золота. Лонгрен выходил на мостик, настланный по
длинным рядам свай, где, на самом конце этого дощатого мола, подолгу
курил раздуваемую ветром трубку, смотря, как обнаженное у берегов дно
дымилось седой пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег которых к
черному, штормовому горизонту наполнял пространство стадами
фантастических гривастых существ, несущихся в разнузданном свирепом
отчаянии к далекому утешению. Стоны и шумы, завывающая пальба огромных
взлетов воды и, казалось, видимая струя ветра, полосующего
окрестность, — так силен был его ровный пробег, — давали измученной душе
Лонгрена ту притупленность, оглушенность, которая, низводя горе к
смутной печали, равна действием глубокому сну.
<span>У ворот вдруг запел знакомый голос: «Отвори потихоньку калитку!». Все поспешили навстречу Богемскому, талантливому дирижёру, и его бабушке Изабелле Юрьевне, известной певице.
«Извините нас за опоздание. Мы только что из театра. Изнемогаем от усталости и умираем от голода», – быстро рассыпая словечки, заговорил Богемский. Шедшая рядом Изабелла Юрьевна в бледно-лиловых шелках, красиво причесанная, в старинных серебряных украшениях была как всегда невозмутима. Юная Леночка, секретарь Преображенского, завороженно рассматривала сверхэлегантную знаменитость, рассчитывая в будущем во всем подражать ей. Преображенский пригласил всех в гостиную и усадил за массивный ореховый стол. Генерал откупорил шампанское, и оно заблистало, переливаясь в хрустале разноцветными огнями. «Шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой», – процитировал Прелюбодеев пушкинские строки. Кошка Маруся опасливо покосилась на молодого человека, который так угрожающе шипел и при этом вовсе не казался страшным. В смятении она перебралась поближе к няне и застыла неподвижная, как изваяние, зорко наблюдая за тарелкой с пирожками, которые масляно блестели лакированными боками.
За столом завязался разговор о состоявшейся наконец премьере «Мавры» Стравинского. «Трудно пока объединить все впечатления, – задумчиво произнес Богемский, помешивая ложечкой сахар в тонкой чашке костяного фарфора. – На мой взгляд, «Мавра» - произведение сверхинтересное. Посмотрим, что напишут в газетах , не будет ли раздражена критика. На всех угодить трудно. А вот актеры меня любят: я дал им работу и очень интересную».
Едва разговор касался музыки, низенький, кругленький Богемский весь преображался: глаза загорались, щеки озарял яркий румянец. Он говорил вдохновенно. Все: и хозяева, и гости - горячо сочувствовали Богемскому. Он был широко известен как реставратор, воскрешающий незаслуженно забытые сочинения, и страстный пропагандист музыкального искусства. Идея сыграть всего Стравинского преследовала его как наваждение. К премьере он сделал все возможное и невозможное: укротил дирекцию, заказал великолепные костюмы и декорации - словом, одолел все преграды. «Вы, кстати, знаете, что «Мавра» посвящена Пушкину?» – спросил Богемский.
Все были так поглощены беседой, что не заметили, как пошел дождь, и в окно застучали крупные дождевые капли. В это лето дожди шли если не каждый день, то через день. Слышно было, как в кухне, убирая посуду, няня умиротворенно напевает: «В камине гаснет огонек, и свечка догорела...». Последние гости откланивались.</span>
Друг-подруГа, близкий-блиЗок, дружка-друЖить, матушка-нет матуШек, рожки-роЖеньки, ножки-ноЖеньки.
Сострадание это то чуство когда тебе жалко человека и ты готов помочь ему не смотря на все не достатки и ты делаешь ему помощь не за деньги и не взаимно