Жила себе рыба но не обычная а рыба-кит. Она была не очень красивой и не очень умной. И с ней не кто не хотел дружить.
Один раз когда она проплывала мимо, она услышала что ктота завет, она подплыла ближе и увидыла что в коралах застрял маленький китенок. Она подтолкнула его заде и протолкрула его через корал и китенок поплыл к своей маме. Рыба- кит спрашует у китенка как его зовут. Китенок ответил: меня зовут Лорд, а тебя как? Рыба -кит отвечает: меня зовут Дженни. Рыба - кит говорит: можно мне с вами поплыть? Лорд отвечает: конечно.
И так Дженни поплыла с ним и через несколька дней она оказалась в кораловом рифе.
КОНЕЦ
<span>Правила —
важнейший признак дуэли. И даже не просто
правила, а объемный, весьма подробный кодекс;
если его нет, едва ли правомочно говорить
о дуэли. Бывало, допустим, что два человека
повздорили где-нибудь на дороге и решили
вопрос силой оружия, но это еще не дуэль,
как нельзя назвать дуэлью пьяную драку,
даже если в ней дошло дело до ножей.
</span>дуэльная
сцена из «Евгения Онегина»
<span>
А
произошло вот что. Онегин всеми силами
старается уклониться от поединка, даже
беря на себя риск позора (в определенной
мере, конечно). Так, например, он опаздывает
на час к месту дуэли; по кодексу, в случае
15-минутного опоздания противник вправе
удалиться, «составив протокол о неприбытии
противника», то есть практически с
полным удовлетворением. В секунданты
приглашает слугу, что по сути своей
вопиющее нарушение! Секунданты вообще
не видят друг друга до того, как встретились
на месте дуэли, — одного этого честному
человеку хватило бы, чтоб отменить
поединок.</span><span>
</span>
Работа не волк-в лес не убежит Сколько волка не корми, он все в лес смотрит <span>И овцы целы, и волки сыты</span>
<span><span>Петровна каждый раз, возвратившись в комнату, всплескивала руками и кричала:
- Разбойница! Опять чего-нибудь уволокла!
Маша тоже всплескивала руками и вместе с Петровной начинала торопливо искать, что на этот раз утащила ворона. Чаще всего ворона таскала сахар, печенье и колбасу.
Жила ворона в заколоченном на зиму ларьке, где летом продавали мороженое. Ворона была скупая, сварливая. Она забивала клювом в щели ларька все свои богатства, чтобы их не разворовали воробьи.
Иной раз по ночам ей снилось, будто воробьи прокрались в ларек и выдалбливают из щелей кусочки замерзшей колбасы, яблочную кожуру и серебряную обертку от конфет. Тогда ворона сердито каркала во сне, а милиционер на соседнем углу оглядывался и прислушивался. Он уже давно слышал по ночам карканье из ларька и удивлялся. Несколько раз он подходил к ларьку и, загородившись ладонями от света уличного фонаря, всматривался внутрь. Но в ларьке было темно, и только на полу белел поломанный ящик.
Однажды ворона застала в ларьке маленького растрепанного воробья по имени Пашка.
Жизнь для воробьев пришла трудная. Маловато было овса, потому что лошадей в городе почти не осталось. В прежние времена - их иногда вспоминал Пашкин дед, старый воробей по прозвищу Чичкин, - воробьиное племя все дни толкалось около извозчичьих стоянок, где овес высыпался из лошадиных торб на мостовую.
А теперь в городе одни машины. Они овсом не кормятся, не жуют его с хрупом, как добродушные лошади, а пьют какую-то ядовитую воду с едким запахом. Воробьиное племя поредело.
Иные воробьи подались в деревню, поближе к лошадям, а иные - в приморские города, где грузят на пароходы зерно, и потому там воробьиная жизнь сытая и веселая.
"Раньше, - рассказывал Чичкин, - воробьи собирались стаями по две-три тысячи штук. Бывало, как вспорхнут, как рванут воздух, так не то что люди, а даже извозчичьи лошади шарахались и бормотали: "Господи, спаси и помилуй! Неужто нету на этих сорванцов управы?"
А какие были воробьиные драки на базарах! Пух летал облаками. Теперь таких драк нипочем не допустят..."
Ворона застала Пашку, как только он юркнул в ларек и не успел еще ничего выковырять из щели. Она стукнула Пашку клювом по голове. Пашка упал и завел глаза: прикинулся мертвым.
Ворона выбросила его из ларька и напоследок каркнула - выбранилась на все воробьиное вороватое племя.
Милиционер оглянулся и подошел к ларьку. Пашка лежал на снегу: умирал от боли в голове и только тихонько открывал клюв.
- Эх ты, беспризорник! - сказал милиционер, снял варежку, засунул в нее Пашку и спрятал варежку с Пашкой в карман шинели. - Невеселой жизни ты воробей!
Пашка лежал в кармане, моргал глазами и плакал от обиды и голода. Хоть бы склюнуть какую ни на есть крошку! Но у милиционера хлебных крошек в кармане не было, а валялись только бесполезные крошки табаку.
Утром Петровна с Машей пошли гулять в парк. Милиционер подозвал Машу и строго спросил:
- Вам, гражданочка, воробей не требуется? На воспитание?
Маша ответила, что воробей ей требуется, и даже очень. Тогда красное, обветренное лицо милиционера вдруг собралось морщинками. Он засмеялся и вытащил варежку с Пашкой:
- Берите! С варежкой. А то удерет. Варежку мне потом принесете. Я с поста сменяюсь не раньше чем в двенадцать часов.
Маша принесла Пашку домой, пригладила ему перья щеткой, накормила и выпустила. Пашка сел на блюдечко, попил из него чаю, потом посидел на голове у кузнеца, даже начал было дремать, но кузнец в конце концов рассердился, замахнулся молотком, хотел ударить Пашку. Пашка с шумом перелетел на голову баснописцу Крылову. Крылов был бронзовый, скользкий - Пашка едва на нем удержался. А кузнец, осердясь, начал колотить по наковальне - и наколотил одиннадцать раз.</span><span>
</span></span>