Выражение о браке и леваке в определённом смысле шуточное, конечно. Но поскольку каждая шутка таит в себе некоторую долю серьёзности и философской глубины, давайте попробуем найти эту глубину и в этой нео-пословице.
Левак (то есть, поход «налево», супружеская измена) в традиционном понимании разрушает брак. По умолчанию. Поскольку брак не создавался для левака, он не предполагает его и не терпит. Каждая произошедшая измена – это довольно решительный удар по целостности семьи. Или результат уже нарушенной её целостности и ценности. Измена не положительна, она бывает отвратительна, в ней нет ни капли светлого и хрустального.
Таким образом, выражение основано на какой-то парадоксальности. Изменил – укрепил. Ещё раз изменил – снова укрепил. Приятно слышать, но пока совершенно непонятно. Но мы всё же поймём.
Измена (называемая сейчас «леваком») не является альтернативным браком. Это, скорее, альтернативная постель. Брак же, как известно, содержит в себе множество других не менее ценных компонентов. Таких как взаимопомощь, взаимозаменяемость, сплочённость, уважение, любовь, дети. И вдруг один из супругов окунается в левые походы. Что он в них ищет? Большего уважения, большей любви, какой-то неожиданной помощи? Всё возможно, но он не получает там всего этого, только лишь мнёт периодически чужую постель. Создаёт для себя и для своего нового партнёра конфетно-букетный период номер два. Когда этот период заканчивается, конфеты съедаются, букеты превращаются в растрёпанные веники, не остаётся от этого «номера два» практически ничего. Лишь звон хрустальных люстр, как говорится. Что остаётся делать нашим горе- ловеласам и ловеласкам? Двигаться обратно в сторону своей семьи (если она ещё ждёт их), становиться на романтические колени и каяться с физиономией блудного сына о том, что совершена грубейшая и жестокая ошибка, которой больше никогда и ни при каких условиях не будет. Далее этот печальный и торжественный монолог прерывается некоторым количеством испущенных наружу слёз. После этого марлезонский балет вступает в свою вторую часть. Либретто становится всё более и более трогательным и поразительно высоким. Леволюбец, смиренно склонивший покаянную головушку, вдруг начинает постепенно приподнимать её и с просительно-виноватыми интонациями рассказывать о своей возродившейся любви к своей обманутой роком супруге. Буквально через считанные минуты, если поверить красным словам поступившегося, оказывается следующее:
- Оказывается, этот грязненький пакостник и шалунишка ни на секунду не забывал о своей семье.
- Обнаруживается, что все его омерзительнейшие походы и походики были исключительно временными. «Будто бесы попутали…», - воскликивает он, крестясь и давясь вновь восхлынувшим горючим слезотечением.
- Выявляется, что негодник-то наш, даже к постели чужой перекувыркиваясь, продолжал горячо любить и вечно помнить.
- Становится очевидным, что где-то там, на чужбине левых ласк, горестно и безнадёжно кутаясь в постороннее одеяло и осыпаясь чуждыми поцелуями нелюбимой, он всеми душой и телом рвался домой. Да. Да! Его рвало обратно. И это не выдумки. И это не обман. Это настоящая и сущая правда из правд, которую он всё никак не решался рассказать. До тех пор, пока женой не вскрылось это проклятущее на его взгляд логово.
- И теперь (это он говорит так, прямая речь), когда почти всё потеряно, когда мои бессовестные глаза не смеют взглянуть в твои чистые глазки… когда я понял, что я последний, наипоследний, распоследнейший негодяй, я хочу тебе сказать. Только выслушай меня, скотину хлевную, животное рефлекторное, заразу стопроцентную. Я, катавшийся в раздумьях на чужих подушках, понял: я не могу без тебя. Мне там было без тебя одиноко, больно, страшно, ужасно, кошмарно. Ты веришь мне?!
Ну, что же тут поделать? Разрушенный было брак быстренько склеивается; как будто бы бесшовно. Из зловонья снова создаётся соевая конфетка с ароматизаторами, усилителями и подсластителями из рыцарских словес. Несмотря на более чем сомнительную праздничность обстановки, левак прощён. Жена, которой изрядно надоело лицезреть эту влажную тряпку, стоящую на подрагивающих от ожидания коленях, говорит: «Хватит, вставай. Не собирай пыль с пола свежевыстиранными штанами. Будем жить как жили. Уходи в другую комнату. Не хочу сейчас тебя видеть и слышать. Тошнит». И муж, с уже свойственной ему кротостью, семенит подальше от ссоры, становясь по пути ниже и тоньше былинки придорожной.
Брак внешне укреплён. Ещё бы. Милые побранились – только потешились. И снова живут в одной квартире. Она и Он. Она стала внезапно желанной. Он стал внезапно виноватым. Как без левака достичь такой романтической концовки? Если только любя друг друга. Но поскольку это невозможно, так хотя бы леваками себя поадреналинить.
