Очень многое зависит от того, что считать удивительным именем. Лично я к таким отношу онимы, заставляющие задуматься о том, какой смысл вкладывали в них авторы.
В умении выискивать и объединять несочетаемые имена и фамилии никто не может сравниться с Ильфом и петровым. У них что ни герой, то ходячий оксюморон в ФИО. Один Авессалом Владимирович Изнурёнков чего стоит! Библейский Авессалом был весьма пассионарным парнем. Любил вершить правосудие без оглядки на традицию и легитимные институты социума. Велел поставить памятник себе, любимому, ещё при жизни, пытался свергнуть отца - не абы кого, а самого царя Давида. Киевский князь Владимир крестил Русь, за что был причислен к равноапостольным святым. То есть Св. Пётр, лично видевший и слушавший Иисуса, и живший спустя тысячелетие глава далёкой от Израиля страны, - фигуры для православного христианина равнозначные. Ожидаешь, что обладатель такого имени и отчества - мятежный борец за свободу и с условностями света подстать лорду Байрону, подвижник в стиле передвижников или гигант мысли вроде Ганди. Нет, ничего этого не будет. Миром правит утомление от самого себя. У былинных, библейских и прочих эпических богатырей оказался даже не изнурённый потомок, а Изнурёнков. Это "к" - особенно неприятное: то ли русифицированная украинская фамилия, то ли даже изнурение не полноценное, а с уменьшительным суффиксом. Герой пишет остроты в две строчки, подписи к карикатурам и обожает котиков чрезвычайной пушистости. ФИО, словно выхваченные компьютером из миллиарда возможных комбинаций, при более глубоком анализе оказываются тщательно и с умыслом подобранными. Перед читателем - ну очень говорящий оним, при этом авторы не опускаются до примитива, в котором если персонажа зовут Дураковым, то Нобелевка ему не светит.
Ещё три удивительных онима представляют собой эхо имени и отчества и имени и фамилии:
- Акакий Акакиевич ("Шинель")
- Аполлон Аполлонович ("Петербург")
- Гумперт Гумперт ("Лолита")
Первым литературный приём применил Гоголь: если герой лишён индивидуальности, то абсолютно всё говорит в нём об этом, родители с самого его рождения не могут поднапрячься, чтобы назвать его не максимально шаблонно и тривиально, а хотя бы проявить мелкий проблеск фантазии. Гоголевским путём пошёл и Набоков, но у его персонажа не могло быть отчества, поэтому его роль сыграла фамилия.
С А. А. Аблеуховым из романа Андрея Белого всё сложнее. Он тоже является копией отца, отнюдь не яркой личностью, хоть и сенатором. Его сын назван Николаем, то есть цепочка именного "копипаста" на нём прекращается, но именно ему предстоит совершить террористический акт и убить давшего ему жизнь человека. Ситуация "Тарас Бульба и Андрий" изменена на 180 градусов: "Ты меня породил, я тебя и убью" - снова кивок в сторону традиций, заложенных в русскую литературу Гоголем. Автор тоже идёт на объединение несовмместимого и сочетает в ФИО дважды Аполлона (символ западной цивилизации, выросшей на античной культуре), предка из Киргиз-Кайсацкой Орды и его новое русское имя:
Люди с русифицированными "татарскими" фамилиями в Российской Империи выше абсолютного дна просто так не поднимались. Их предки всегда принадлежали к почитаемым в собственном социуме родам и переходили на службу русским царям в разных, но чаще высоких званиях, иначе у них не было бы фамилий до самой революции!
Культурному читателю сразу вспоминается герой Чернышевского - "особенный человек" Рахметов.
В "Что делать?" продвинутый Рахметов стоит на голову выше остальных героев и служит прообразом идеального человека будущего. В "Петербурге" Николай Аполлонович Аблеухов превращается в послушного исполнителя, которым повелевают террористы Липпанченко и Дудкин. Фамилии у них самые что ни на есть "подлые", то есть неблагородные, у людей с такими фамилиями в принципе не бывает великих предков. Они даже не могли бы скатиться на уровень Изнурёнкова, у них изначально не было постамента - вот что пытается показать нам автор. Мир вывихнулся, встал с ног на голову.
Так оним "скучный" и блёклый оказывается говорящим очень многое о персонаже и его окружении. Главное - задержаться на нём, чтение русской классики не терпит суеты.