Когда умирает другой, хороший, мы его запомним. Иногда и плохого запомним, Гитлера, например, но такой памяти по себе не дай бог никому. Есть и такие, которых после их смерти люди "развидеть" постараются, забыть, как будто эти забытые ничего не украли в баснословных размерах. Потому что - что с них тогда возьмешь, кроме могильных червяков? Гитлера бы, кстати, постепенно тоже "развидеть" надо, потому что в мировоззренческом смысле он был весьма серенький козлик, а не демонический сказочный герой, питающийся эманациями страданий. О жертвах концлагерей он думал не больше, чем ворюга думает о быте обокраденных. Было бы в своей норке тепло. Просто у Гитлера то, что он считал своей норкой, побольше было - на всю Германию, как он - со своим незаконченным средним - ее воображал: весьма кастрированную, за вычетом многих умных эмигрантов и просто убитых - это как здоровую кошку без шерсти, хвоста и головы воображать!
Но вернемся к теме смерти. Итак, помнить доброй памятью, плеваться и постепенно забывать или же просто не помнить - это все о других умерших. А если человек сам умирает, для него все прекращается и нет необходимости выносить какие-то вердикты, принимать или не принимать происходящее.
Чтобы примириться со смертью (можно сформулировать это так, а то похихикивают тут некоторые об отсутствии целесообразности оправдывать смерть), лучше не воспринимать жизнь-игру чересчур всерьез. И на смерть смотреть как на вполне известное. Помните, как у Булгакова юный врач соврал, что уже несколько раз делал одну (сложную для себя) операцию? Он не совсем соврал. Он ее на самом деле делал так, как будто уже несколько раз делал. Вот и умирать удобнее как-то так.