Бывает так: спускается человек со склона, скользит, не может удержаться. Один пытается за кустик схватиться или присесть как-то, перекувыркнуться, затормозить. А другой–наоборот, разгоняется, мчится, ведь постараешься остановиться–можно носом в лед, лучше по наклонной плоскости.
Иосифа Кобзона никто не остановит, и сам он бесстрашно летит вниз. Давно слежу за ним одним глазом: на какой станции спуска в пропасть реакции и мракобесия задержится. Сегодня вижу: ни на какой. Запретить русофобам выезд за границу –вот до этого даже самый черносотенный депутат, каких полно в нашей Думе, не додумался. Прямо вижу, как Жириновский с досадой бьет себя кулаком в лоб: такую шикарную инициативу отдал Кобзону. Ведь поскольку юридического определения русофобии нет ( пока еще !) , то обвинить можно любого. Так и вспоминается, например, покойный академик Анчишкин, рассказывавший мне, как он чуть не свихнулся от горя и ужаса, будучи, если не ошибаюсь, корпусным комиссаром, когда на его глазах за один день полегла половина кадровой дивизии, переброшенной с Дальнего Востока, так как надо было к такому-то числу взять любой ценой высоту и поселок без достаточной артиллерийской поддержки. Волна за волной, трупы на трупы– в точности, как мне рассказывали раненые, с которыми я общался, работая в 1942 г. санитаром в госпитале. Вот где русофобия-то, –ухватился бы за такую клевету Кобзон; да заодно и антисоветизм, о котором как раз на днях говорил другой мощный советский бизон товарищ Зюганов, убежденный, что критиковать Советскую власть– это бить по России. Третьего не хватает, чтобы дополнить уже до конца: критиковать Сталина может только тот, кто ненавидит Русь святую. Расстрелы десятков тысяч священников–да ерунда это для православного борца Зюганова. Все сливается, сочетается, полная закономерность выявляется.
Георгий Мирский
