Хлестаков вообще оборотень, и это его замечательное свойство превращаться в других героев выросло из образов ранних произведений Гоголя ("Вий", "Страшная месть", например) и пронизывает все творчество писателя.
Точно такой же Чичиков: с Собакевичем он немного Собакевич, с Маниловым - Манилов, с Ноздрёвым - Ноздрёв. Сам он лица не имеет, как вода, принимая форму того сосуда, в который налит.
И Хлестаков — это же только внешне, на бытовом плане просто петербургская сошка, тот, кто пишет душе Тряпичкину письмо, где высмеивает чиновников. Но есть еще план внутренний, философский, где Хлестаков является прямым порождением этой системы. Он легко копирует любого, с кем разговаривает: и городничего, и Бобчинского, и ДОбчинского, и даже Марью Антоновну с Анной Андреевной. Более того, его собственная речь, когда он смеется над чиновниками в письме Тряпичкину, — это речь самого Гоголя. Когда нужно, он голос автора.
В знаменитой постановке "Ревизора" режиссёр-авангардист Игорь Тереньтев финальную немую сцену поставил так: входит жандарм и говорит:
И после этого входил Хлестаков. А какая разница? Хотя мог быть и не Хлестаков, а кто угодно другой.