Чтобы стать бессмертным, нужно не меньше 150 раз пройти вратами смерти. И каждый раз, возвращаясь, начинаешь ценить жизнь как великий дар. Нужно пройти вратами смерти, чтобы оценить жизнь, чтобы жаждать.
*
Премудрость проводит вратами смерти, чтобы человек понял, что воплощение на земле – не дьявольская ловушка с первородным грехом и фатальными программами. Тибет улавливает на зодиакальном фатуме дотошной предписанности. Фарисеи – на еще более страшном фатуме первородного греха, якобы непреодолимого. Премудрость же показывает жизнь как величайший дар несмотря ни на что.
Но чтобы обрести жизнь как дар, нужно пройти вратами смерти.
*
Здесь тайна Пятой симфонии. Чайковский проходил вратами смерти, и музыку писал в состоянии опьяняющей жажды жизни (одновременно понимая весь ее трагизм).
Только гений может показать опьянение жизнью. Человек не ценит жизнь как дар. Не понимает его, не может им пользоваться и не радуется жизни как дару. Но вот он проходит
вратами смерти, и Премудрость возвращает его в жизнь, чтобы пережил ее в непосредственной данности как величайший, триумфальный, торжествующий дар Всевышнего.
Вот апокалиптическое кредо Чайковского, апокалиптическое кредо каждого гения, прошедшего вратами смерти и вернувшегося в жизнь: жизнь есть дар Всевышнего несмотря ни на что: чудесный, всепобедительный дар.
Ни одни философ не смог осознать жизнь как дар Всевышнего! Ни один христианской теолог не назвал жизнь даром Всевышнего. Она греховна, она несет в себе искупительный момент, дает какие-то блаженства в случае даров святого духа, особо избранных харизм или великой ревности… Но никто не учил о жизни как даре. Этот дар жизни Чайковский воспевает в своих симфониях.
*
Великие души проходят вратами смерти, чтобы достичь бессмертия. Чайковский бессмертен не потому только, что его музыка гениальна, но еще потому, что не меньше ста раз проходил вратами смерти, прежде чем написать гениальный финал Четвертой, Пятой, Шестой симфонии. Не боялся в ресторане выпить холерную воду: исполнилась мера. Смерти нет. Смерть побеждена, уже ничего не может измениться. Прозвучит торжествующая триумфальная кода, финал четвертой или пятой его симфонии...
Шестая с ее сломанным трагическим реквиемом не сумела перекрыть 4-ю и 5-ю. Между 4, 5 и 6-й нет никакой последовательности, каждая существует отдельно. А общее между всеми – дар жизни вернувшегося после смертных врат, ВЕЛИКАЯ ЖАЖДА ЖИТЬ НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО, ЖАЖДА ДАРИТЬ ЖИЗНЬ.
*
О ослепительный дар жизни, открывающийся впервые!
Новорожденный ребенок улыбается, осознав жизнь как дар. Затем чувство дара жизни теряется – вступает в действие саркс, фатум, родовые программы, помыслы, лукавые оболь-
щения, адаптационная перелепка…и человек постепенно входит в инерцию.
Великая музыка его возвращает...
Бетховен о том же – о даре жизни. Ни у Бетховена, ни у Чайковского нет ни одной трагической ноты. Примитивно видеть здесь лирику или драматизм – ничего этого нет. Есть возвращение после врат смерти и ликующее торжество жизни, которое никак иначе нельзя утвердить, но только триумфальным гимном полного симфонического оркестра.