Для меня бабушкин кожаный сундук, по краям обитый коваными штуковинами, был настоящей машиной времени. Мне в детстве изредка удавалось покопаться в нем под строгим бабушкиным присмотром.
Вот альбом со старинными фотографиями огромного семейства, открываемый портретом главы Дмитрия Алексеевича, выбившимся из крепостных в купцы 2 гильдии: Пошехонье, Рыбинск, просторы Заволжья... Он, умница, за 10 лет до отмены крепостного права, перебрался в соседнюю деревню, принадлежавшую богомольной старой деве - дочери графа Орлова-Чесменского, которая по обету (выжив в эпидемии холеры) дала вольную всем крепостным...
Прабабушкино венчальное платье, расшитое речным бисером (она вышла замуж в 1913 г. за рыбинского служащего банка, и для молодой четы и их первенца, моей новорожденной бабушки, банк надстроил мансардный этаж, который и сегодня можно увидеть в Рыбинске).
В конце 20 века я перешивала этот бисер на свое венчальное платье.
Вот расшитые прабабушкой, ее сестрами и ее мамой венчальные полотенца...
Письма деда с фронта - десятки желтых треугольников, полных любви к Родине, красавице жене и двум дочкам, которых дед видел в последний раз в возрасте 2-х лет и 2-х месяцев (это моя мама).
Камни и зеленые стекла из Артека, куда ездила моя тетка-отличница...
Она приехала из Москвы 15 лет назад и забрала все из бабушкиного сундука, а я, жившая с бабушкой, тихо плакала на кухне. Но меня никто не спрашивал.