Я потрясаюсь от музыки!Когда слышишь музыку хочешь танцевать и петь!Ты проникаешь в мелодию и чувствуешь как проходит секунда,минута и жизнь.Ты начинаешь задумываться о прошлом и думаешь что сделал не так и как это исправить.Когда слышишь музыку тебе хочется творить.И ты начинаешь дорожить жизнью.Музыка источник жизни!
Есть такой жанр - сказка про хитрого солдата. Вот здесь и близость. Да и кроме того, дед и бабка - тоже почти фольклорные персонажи. К тому же, кажется, Тёркин дважды побывал в этом доме? Сказочное совпадение.
Когда я провинюсь то я всегда об этом говорю так как это не красиво умалчивать о том что ты сделал. Если ты сейчас скажешь то тебя не так сильно будут ругать, но если позже всё будет ещё хуже так как ты все это укрыл.
«Вечера на хуторе близ Диканьки» уже были написаны, но оставалось решить ещё одну проблему. Слишком уж разнородными по стилю и содержанию выглядели повести, собранные под обложкой «Вечеров…». Чтобы снять это противоречие, Плетнёв советует Гоголю придумать некую связующую фигуру, способную отвести от себя обвинения критиков. Козаки на приёме у царицы Кадр из фильма «Вечера на хуторе близ Диканьки» 1961 г. Такой фигурой стал некий вымышленный «издатель «Вечеров…» — пасичник Рудый Панько — в имени которого была скрытая отсылка к реальному автору (Панько — фамилия деда Гоголя, а Рудый намекало на рыжеватый цвет волос Николая Васильевича). Именно Панько разъясняет читателям в предисловии, что материал для книги он получил от разных рассказчиков — поэтому один из них говорит «вычурно да хитро, как в печатных книжках», а другой «такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове». Три повести («Вечер накануне Ивана Купала», «Пропавшая грамота», «Заколдованное место») были отданы на откуп Фоме Григорьевичу — дьяку Диканьской церкви (именно описание его наряда Гоголь просил прислать мать), остальные рассказчики безличны. Подобный приём позволил объединить в одном цикле такие разные повести, как реалистичную «Сорочную ярмарку», решённую в комедийном духе с фантастическим «ужастиком» «Страшная месть», написанном в стиле патетической украинской думы. И хотя все истории объединяет малороссийская тема, многие из них раскиданы ещё и во времени. «Шпонька» и «Ярмарка» близки к современности, а «Месть» относится к XVII веку, когда украинский народ боролся с поляками (ляхами). Наиболее точно можно указать время действия повести «Ночь перед Рождеством». Та самая делегация запорожских козаков, к которой «примазался» кузнец Вакула, действительно, приезжала к царице Екатерине ІІ в декабре 1774 года с просьбой уберечь Запорожскую Сечь от ликвидации. И их, как и у Гоголя, сопровождал фаворит царицы — князь Потёмкин.
При первой встрече Софьи с Чацким она не проявляет к нему прежнего интереса, она холодна и не ласкова. Это немного озадачило и даже огорчило Чацкого. Напрасно он старался вставить в разговор остроты, которые прежде так забавляли Софью. Они приводили лишь к еще более равнодушному и немного злобному ответу Софьи: "Случалось ли ошибкою, в печали, чтоб вы добро о ком-нибудь сказали? ". Софья до конца пьесы хранит свое гордое мнение о Чацком: "Не человек - змея". Следующие встречи Софьи и Чацкого мало отличаются друг от друга. Но в 3 действии Чацкий решает "раз в жизни притвориться " и начинает восхвалять Молчалина перед Софьей. Софье удалось было отделаться от навязчивых вопросов Чацкого, но она сама увлекается и полностью уходит в свои чувства, опять же совершенно не задумываясь о последствиях, что еще раз доказывет нам твердость ее характера. На вопрос Чацкого: "Зачем же вы так коротко
<span>его узнали? ", она отвечает: "Я не старалась! Бог нас свел". Этого довольно, чтобы Чацкий, наконец, понял в кого влюблена Софья.
Как-то так если не помогло извени.
</span>
