Главные тезисы статьи Гончарова “Мильон терзаний”.
1.
“Горе от ума” появилось раньше Онегина, Печорина, пережило их, прошло
невредимо чрез гоголевский период, прожило эти полвека со времени своего
появления и все живет своею нетленною жизнью, переживет и еще много
эпох и все не утратит своей жизненности.
2. …Комедия “Горе от
ума” есть и картина нравов, и галерея живых типов, и вечно острая,
жгучая сатира, и вместе с тем и комедия, и скажем сами за себя- больше
всего комедия - какая едва ли найдется в других литературах. Как
картина, она, без сомнения, громадна.
3. Всякий шаг Чацкого,
почти всякое слово в пьесе тесно связаны с игрой чувства его к Софье,
раздраженного какою-то ложью в ее поступках, которую он и бьется
разгадать до самого конца. Весь ум его и все силы уходят в эту борьбу:
она и послужила мотивом, поводом к раздражениям, к тому “мильону
терзаний”, под влиянием которых он только и мог сыграть указанную ему
Грибоедовым роль, роль гораздо большего, высшего значения, нежели
неудачная любовь, словом, роль, для которой и родилась вся комедия.
4.
Чацкий рвется к “свободной жизни”, “к занятиям” наукой и искусством и
требует “службы делу, а не лицам” и т. д. На чьей стороне победа?
Комедия дает Чацкому только “мильон терзаний” и оставляет, по-видимому, в
том же положении Фамусова и его братию, в каком они были, ничего не
говоря о последствиях борьбы.
5. “Мильон терзаний” и “горе! ”-
вот что он пожал за все, что успел посеять. До сих пор он был непобедим:
ум его беспощадно поражал больные места врагов. Фамусов ничего не
находит, как только зажать уши против его логики, и отстреливается
общими местами старой морали. Молчалин смолкает, княжны, графини —
пятятся прочь от него, обожженные крапивой его смеха, и прежний друг
его, Софья, которую одну он щадит, лукавит, скользит и наносит ему
главный удар втихомолку, объявив его, под рукой, вскользь, сумасшедшим.
6.
Много можно бы привести Чацких — являвшихся на очередной смене эпох и
поколений — в борьбах за идею, за дело, за правду, за успех, за новый
порядок, на всех ступенях, во всех слоях русской жизни и труда-громких,
великих дел и скромных кабинетных подвигов. О многих из них хранится
свежее предание, других мы видели и знали, а иные еще продолжают борьбу.
Обратимся к литературе. Вспомним не повесть, не комедию, не
художественное явление, а возьмем одного из позднейших бойцов с старым
веком, например, Белинского. Многие из нас знали его лично, а теперь
знают его все. Прислушайтесь к его горячим импровизациям — и в них
звучат те же мотивы - и тот же тон, как у грибоедовского Чацкого. И так
же он умер, уничтоженный “мильоном терзаний”, убитый лихорадкой ожидания
и не дождавшийся исполнения своих грез.
7. Если читатель
согласится, что в комедии, как мы сказали, движение горячо и непрерывно
поддерживается от начала до конца, то из этого само собою должно
следовать, что пьеса в высшей степени сценична. Она такова и есть. Две
комедии как будто вложены одна в другую: одна, так сказать, частная,
мелкая, домашняя, между Чацким, Софьей, Молчалиным и Лизой: это интрига
любви, вседневный мотив всех комедий. Когда первая прерывается, в
промежутке является неожиданно другая, и действие завязывается снова,
частная комедия разыгрывается в общую битву и связывается в один узел.
⇒ Роланд не желает позвать подмогу, протрубив в рог, таким образом старается не осквернить честь правителя Карла.
⇒ Роланд и Оливьер совершают практически невозможное: вдвоем идут с атакой на авангард врага, стараются поразить воина.
⇒ Враги бегут прочь слыша, что идет подмога, Роланд остается один на поле боя. Но вскоре его ждет героическая смерть. Обессиленного героя поражает тихо подкравшийся мавр.
Жили-были старик со старухой. Жили ладно, дружно. Все бы хорошо, да одно горе — детей у них не было.Вот пришла зима снежная, намело сугробов до пояса, высыпали ребятишки на улицу поиграть, а старик со старухой на них из окна глядят да про свое горе думают.— А что, старуха, — говорит старик, — давай мы себе из снега дочку сделаем.— Давай, — говорит старуха.Надел старик шапку, вышли они на огород и принялись дочку из снега лепить. Скатали они снежной ком, ручки, ножки приладили, сверху снежную голову приставили. Вылепил старик носик, рот, подбородок. Глядь — а у Снегурочки губы порозовели, глазки открылись; смотрит она на стариков и улыбается. Потом закивала головкой, зашевелила ручками, ножками, стряхнула с себя снег — и вышла из сугроба живая девочка.Обрадовались старики, привели ее в избу. Глядят на нее, не налюбуются.И стала расти у стариков дочка не по дням, а по часам; что ни день, то все краше становится. Сама беленькая, точно снег, коса русая до пояса, только румянца нет вовсе.Не нарадуются старики на дочку, души в ней не чают. Растет дочка и умная, и смышленая, и веселая. Со всеми ласковая, приветливая. И работа у Снегурочки в руках спорится, а песню запоет — заслушаешься.Прошла зима.Начало пригревать весеннее солнышко. Зазеленела трава на проталинах, запели жаворонки.А Снегурочка вдруг запечалилась.— Что с тобой, дочка? — спрашивает старик. — Что ты такая невеселая стала? Иль тебе не можется?<span>— Ничего, батюшка, ничего, матушка, я здорова.</span>