<span>Когда мне недавно представился случай, занимаясь одним ориенталистским
исследованием, заглянуть в "Таклинетли" - сочинение, почти неизвестное даже
в Европе (подобно "Зохару" Симона Иохаидеса), и, насколько я знаю, не
цитированное ни одним американским ученым, исключая, кажется, автора
"Достопримечательностей американской литературы" - итак, когда мне
представился случай перелистать некоторые страницы первого, весьма
любопытного сочинения, я был немало удивлен, обнаружив, что литературный мир
доныне пребывает в заблуждении относительно судьбы дочери визиря Шехерезады,
описанной в "Арабских ночах", и что приведенная там denouement [Развязка
(франц.).] не то чтобы совсем неверна, но далеко не доведена до конца.
Любознательного читателя, интересующегося подробностями этой
увлекательной темы, я вынужден отослать к самому "Таклинетли", а пока
позволю себе вкратце изложить то, что я там прочел.
Как мы помним, согласно общепринятой версии сказок, некий царь, имея
серьезные основания приревновать свою царицу, не только казнит ее, но
клянется своей бородой и пророком ежедневно брать в жены красивейшую девушку
своей страны, а на следующее утро отдавать ее в руки палача.
После того как царь уже много лет выполнял этот обет с набожностью и
аккуратностью, снискавшими ему репутацию человека праведного и разумного,
его посетил как-то под вечер (несомненно, в час молитвы) великий визирь,
чьей дочери пришла в голову некая мысль.
Ее звали Шехерезадой, а мысль состояла в том, чтобы избавить страну от
разорительного налога на красоту или погибнуть при этой попытке по примеру
всех героинь.
Вот почему, хотя год, как оказалось, не был високосным (что сделало бы
ее жертву еще похвальнее), она посылает своего отца, великого визиря,
предложить царю ее руку. Это предложение царь спешит принять (он и сам имел
подобное намерение и откладывал его со дня на день только из страха перед
визирем), но при этом очень ясно дает понять всем участникам дела, что
визирь визирем, а он, царь, отнюдь не намерен отступать от своего обета или
поступаться своими привилегиями. Поэтому, когда прекрасная Шехерезада
пожелала выйти за царя и вышла-таки, наперекор благоразумному совету отца не
делать ничего подобного, - когда она, повторяю, захотела выйти замуж и
вышла, то ее прекрасные черные глаза были открыты на все последствия такого
поступка.
Однако у этой мудрой девицы (несомненно, читавшей Макиавелли) имелся
весьма остроумный план. В брачную ночь, не помню уж под каким благовидным
предлогом, она устроила так, что ее сестра заняла ложе в достаточной
близости от ложа царственных супругов, чтобы можно было без труда
переговариваться; и незадолго до первых петухов сумела разбудить доброго
государя, своего супруга (который относился к ней ничуть не хуже из-за того,
что наутро намеревался ее удавить), итак, она сумела (хотя он благодаря
чистой совести и исправному пищеварению спал весьма крепко) разбудить его,
рассказывая сестре (разумеется, вполголоса) захватывающую историю (если не
ошибаюсь, речь там шла о крысе и черной кошке). Когда занялась заря,
оказалось, что рассказ не вполне окончен, а Шехерезада, натурально, не может</span>
Первым большим законченным произведением после оперы «Борис Годунов» были «Картинки с выставки» . Это стало новой страницей в творчестве не только самого Мусоргского, но и в фортепианной программной музыке его времени. В трудной жизни Мусоргского редким островком чистой радости и полного упоения творчеством стал июнь 1874 года. В это время 35-ти летний композитор создал произведение поистине уникальное в мировой музыкальной литературе - фортепианную сюиту «Картинки с выставки» . Название точно соответствует содержанию «Картинки» написаны Мусоргским под впечатлением посмертной выставки художника и архитектора В. К. Гартмана. Гартман был человеком живым, легким в общении, увлекающимся. Богатство фантазии и воображения, изобретательность во всяких выдумках и розыгрышах делали художника незаменимым в дружеской компании. С Мусоргским Гартмана связывали теплая дружба и взаимное уважение. Поэтому страшная весть о скоропостижной смерти друга в 1873 году потрясла Модеста Петровича. Свое произведение, рожденное под впечатлением выставки в память о друге, Мусоргский первоначально озаглавил «Гартман» . Устроители на выставке собрали картины, акварели, архитектурные проекты, эскизы театральных декораций и костюмов, рисунков с натуры, а также художественные изделия - например, каменные часы в русском стиле в виде избушки на курьих ножках, щипцы для раскалывания орехов. Здесь представлены были жанровые сцены и типы, нарисованные Гартманом в годы его путешествий по Италии, Франции и Польше, а также заимствованные из русской национальной поэзии и жизни. Из них 10 произведений Мусоргский переложил на язык музыки, которые составили преоригинальную сюиту - чередование картинных зарисовок. <span>«Картинки с выставки» были созданы им на взлете вдохновения и в необычайно короткий срок - за 3 недели июня 1874 года. Во время работы он сообщает Стасову: «Мой дорогой generallissime, Гартман кипит как кипел «Борис, - звуки и мысль в воздухе повисли, глотаю и объедаюсь, едва успеваю царапать на бумаге. Хочу скорее и надёжнее сделать ...До сих пор считаю удачным» .</span>