Ошло до меня, терпеливый читатель, хоть и не сразу, что не слыхал ты еще об отважном менте Акбардине и том, как он добыл несметные сокровища. А история эта, достойная записи шилом на спине неверного, давно тревожила мою душу. Однажды, темной ночью, когда благонадежные граждане халифата принесли хвалу эмиру и опустились почивать со своими женами, доблестный мент Акбардин обходил светлые улицы, не пренебрегая однако и темными. Был он хорош собой – крепок, кривоног и глаз его правый был зорок. Заглянув за лавку Буут-аль Назара, достославного торговца заморскими притираниями, отважный Акбардин почувствовал чье-то мерзкое дыхание. Свершив свое дело – ибо долго бродил он по светлым улицам, не пренебрегая и темными, Акбардин пошел на запах. И открылось мне, что увидел он грязного панка, спавшего в картонной коробке из-под заморских притираний. Был это панк из панков, с мерзким лицом, ужасной фигурой и велосипедным звонком в правом ухе. А запах его устрашил бы и более отважного, чем Акбардин, не страдай он в тот день от насморка. – Вставай, грязный панк, неугодный эмиру! – воскликнул Акбардин. – Ибо я, мент от рождения, Акбардин сын Аладдина, отведу тебя в позорное узилище. Грязный панк проснулся и закричал: – Кто ты, смеющий посягать на мой сон? Ибо я ужасен, проснувшись с похмелья! Но Акбардин достал свою дубинку, и панк, упав на колени, взмолился: – О, не бей меня холодной резиной, Акбардин сын Аладдина! Я не просто панк, я панк из панков! Я открою тебе великие тайны и приведу к несметным сокровищам! Только не бей меня по почкам, а также по тем местам, которые подсказывает тебе богатая фантазия! – Что ты можешь мне дать, грязнейший из грязнейших? – поразился Акбардин. – Крепка моя хижина, и каждый день я имею хлеб с молоком, а по пятницам – да святится имя эмира! – большую рыбу в маленькой железной баночке. – О, я дам тебя могущество самого эмира! – воскликнул панк. – И знай же, что я бы и сам получил его – но мне в лом. У тебя будет столько жен, сколько дозволено, и столько наложниц, сколько захочешь, и столько вкусной рыбы, залитой соусом из помидоров, что она не полезет в твои уста! – Говори же, если есть тебе, что сказать, – повелел Акбардин. И грязный панк – да забудется всеми его имя: Киндерсюрпризбек, рассказал: – Знай же, мудрейший из ментов и ментовейший из мудрейших, что происхожу я из славного рода Киндерсюрпризбеков, да не оскудеет он. И был я славным ребенком и добрым юношей, пока судьба не покарала меня за многочисленные грехи. И решив, что все мне дозволено, отправился я в путешествие. И шел долго, ибо был пьян. И дошел. И… – И?.. – воскликнул Акбардин. – И! – развел руками грязнейший из панков. – Так что же мы ждем? – удивился Акбардин. – Мой мотоцикл быстр, а дубинка резинова! Устрашим же сами себя! И они вскочили на мотоцикл мента, причем Акбардин сел впереди, а презреннейший из панков, да забудется всеми его имя – Киндерсюрпризбек, сзади. И набегающий воздух обдувал Акбардина, и дыхание его было легко. А протертые шины скрипели на поворотах, и скрип тот был ужасен. <span>.... ВЫДЕЛИ НУЖНОЕ САМ</span>
Эпиграфом к пьесе «Декабрь. Святки» взяты первые строки баллады “Светлана” В. Жуковского “Раз в крещенский вечерок девушки гадали…”.
Основой для создания балета «Щелкунчик» послужила сказка Э. Т. А. Гофмана «Щелкунчик и мышиный король», а для балета был взят литературный вариант этой сказки, написанный Александром Дюма.
Оба музыкальных произведения создают атмосферу и настроение этого радостного времени года – Рождества, а значит, ожидания чего-то приятного и волнительного. Можно с уверенностью сказать, что и «Святки», и «Щелкунчик» стали своего рода музыкальным символом русской дворянской усадьбы, того духа, который в ней царил – доброе радостное настроение рождественских праздников.
В обоих сюжетах не случайно выбран один музыкальный жанр – вальс. Легкие и уплывающие вдаль звуки напоминают святочные песни и хороводы. С эпизодами вальса также чередуются быстрые фрагменты, которые вновь переходят в более спокойную мелодию и передают безмятежность людей, собравшихся возле наряженной елки.
Баллада "Лесной царь" построена на репликах трех действующих лиц —
отца, его сына и самого лесного царя.
Отец — уверенный, сильный, реальный, согревающий.
Сын — сомневающийся, верящий отцу, надеющийся на его защиту.
Лесной царь — таинственная сила, которая для отца выглядит туманом, для мальчика — "в темной короне с густой бородой", отец слышит только, как "ветер, проснувшись, колыхнул листы", мальчик —. шепот лесного царя, отец видит, как "ветлы седые стоят в стороне", мальчик — "лесной царь созвал дочерей". Ребенок не может себе представить, что отец ничего не видит и не слышит, он все время просит подтверждения, чтобы отец дал ему правильный и вразумительный ответ. Для ребенка все, что происходит, — жизнь. Для отца все, чего боится его сын, нереально. Лесной царь для отца — болезненная выдумка ребенка, для сына — видимое, ощутимое, тревожное и пугающее существо. В балладе лесной царь — это сила, которой не может противостоять человек. Он забирает себе мальчика, как бы быстро отец ни гнал своего коня.