Гриша, маленький, пухлый мальчик,
родившийся два года и восемь месяцев тому назад, гуляет с нянькой по
бульвару. На нем длинный ватный бурнусик, шарф, большая шапка с мохнатой
пуговкой и теплые калоши. Ему душно и жарко, а тут еще разгулявшееся
апрельское солнце бьет прямо в глаза и щиплет веки.
Вся его неуклюжая, робко, неуверенно шагающая фигура выражает крайнее недоумение.
До
сих пор Гриша знал один только четырехугольный мир, где в одном углу
стоит его кровать, в другом — нянькин сундук, в третьем — стул, а в
четвертом — горит лампадка. Если взглянуть под кровать, то увидишь куклу
с отломанной рукой и барабан, а за нянькиным сундуком очень много
разных вещей: катушки от ниток, бумажки, коробка без крышки и сломанный
паяц. В этом мире, кроме няни и Гриши, часто бывают мама и кошка. Мама
похожа на куклу, а кошка на папину шубу, только у шубы нет глаз и
хвоста. Из мира, который называется детской, дверь ведет в пространство,
где обедают и пьют чай. Тут стоит Гришин стул на высоких ножках и висят
часы, существующие для того только, чтобы махать маятником и звонить.
Из столовой можно пройти в комнату, где стоят красные кресла. Тут на
ковре темнеет пятно, за которое Грише до сих пор грозят пальцами. За
этой комнатой есть еще другая, куда не пускают и где мелькает папа —
личность в высшей степени загадочная! Няня и мама понятны: они одевают
Гришу, кормят и укладывают его спать, но для чего существует папа —
неизвестно. Еще есть другая загадочная личность — это тетя, которая
подарила Грише барабан. Она то появляется, то исчезает. Куда она
исчезает? Гриша не раз заглядывал под кровать, за сундук и под диван, но
там ее не было…
В этом же
новом мире, где солнце режет глаза, столько пап, мам и теть, что не
знаешь, к кому и подбежать. Но страннее и нелепее всего — лошади. Гриша
глядит на их двигающиеся ноги и ничего не может понять: Глядит на
няньку, чтобы та разрешила его недоумение, но та молчит.
Вдруг
он слышит страшный топот… По бульвару, мерно шагая, двигается прямо на
него толпа солдат с красными лицами и с банными вениками под мышкой.
Гриша весь холодеет от ужаса и глядит вопросительно на няньку: не опасно
ли? Но нянька не бежит и не плачет, значит, не опасно. Гриша провожает
глазами солдат и сам начинает шагать им в такт.
Через
бульвар перебегают две большие кошки с длинными мордами, с высунутыми
языками и с задранными вверх хвостами. Гриша думает, что и ему тоже
нужно бежать, и бежит за кошками.
— Стой! — кричит ему нянька, грубо хватая его за плечи. — Куда ты? Нешто тебе велено шалить?
Вот какая-то няня сидит и держит маленькое корыто с апельсинами. Гриша проходит мимо нее и молча берет себе один апельсин.
— Это ты зачем же? — кричит его спутница, хлопая его по руке и вырывая апельсин. — Дурак!
Теперь
Гриша с удовольствием бы поднял стеклышко, которое валяется под ногами и
сверкает, как лампадка, но он боится, что его опять ударят по руке.
—
Мое вам почтение! — слышит вдруг Гриша почти над самым ухом чей-то
громкий, густой голос и видит высокого человека со светлыми пуговицами.
К
великому его удовольствию, этот человек подает няньке руку,
останавливается с ней и начинает разговаривать. Блеск солнца, шум
экипажей, лошади, светлые пуговицы, всё это так поразительно ново и не
страшно, что душа Гриши наполняется чувством наслаждения и он начинает
хохотать.
— Пойдем! Пойдем! — кричит он человеку со светлыми пуговицами, дергая его за фалду.
— Куда пойдем? — спрашивает человек.
— Пойдем! — настаивает Гриша.
Ему хочется сказать, что недурно бы также прихватить с собой папу, маму и кошку, но язык говорит совсем не то, что нужно.
Немного
погодя нянька сворачивает с бульвара и вводит Гришу в большой двор, где
есть еще снег. И человек со светлыми пуговицами тоже идет за ними.
Минуют старательно снеговые глыбы и лужи, потом по грязной, темной
лестнице входят в комнату. Тут много дыма, пахнет жарким и какая-то
женщина стоит около печки и жарит котлеты. Кухарка и нянька целуются и
вместе с человеком садятся на скамью и начинают говорить тихо. Грише,
окутанному, становится невыносимо жарко и душно.
«Отчего бы это?» — думает он, оглядываясь.
Видит он темный потолок, ухват с двумя рогами, печку, которая глядит большим, черным дуплом…
— Ма-а-ма! — тянет он.
—
Ну, ну, ну! — кричит нянька. — Подождешь! Кухарка ставит на стол
бутылку, три рюмки и пирог. Две женщины и человек со светлыми пуговицами
чокаются и пьют по нескольку раз, и человек обнимает то няньку, то
кухарку. И потом все трое начинают тихо петь.
Гриша тянется к пирогу, и ему дают кусочек. Он ест и глядит, как пьет нянька… Ему тоже хочется выпить.
— Дай! Няня, дай! — просит он.
Кухарка
дает ему отхлебнуть из своей рюмки. Он таращит глаза, морщится, кашляет
и долго потом машет руками, а кухарка глядит на него и смеется.
Вернувшись
домой, Гриша начинает рассказывать маме, стенам и кровати, где он был и
что видел. Говорит он не столько языком, сколько лицом и руками.
Показывает он, как блестит солнце, как бегают лошади, как глядит
страшная печь и как пьет кухарка…
<span>
</span>
