Существует множество интересных обычаев и традиций народов мира о которых мы сейчас и поговорим.
Мы с вами едим ложкой и вилкой, народы Восточной Азии нередко для этого пользуются палочками, эскимосы обходятся ножом, а среднеазиатское блюдо беш-бармак потому и называется так, что едят его «беш» — пятью, «бармак» — пальцами.
Войти в христианскую церковь в головном уборе — значит совершить святотатство. Кощунствует и тот, кто входит в синагогу или мечеть с непокрытой головой.
Кое-где на Востоке женщины до сих пор прячут лицо и тело под нелепыми бесформенными одеждами. Многие же африканцы еще и поныне полагают, что короткий передник — верх того, что они могут позволить надеть на себя в ущерб старинным обычаям, предписывающим полную наготу.
Чтобы отдохнуть среди дня, мы садимся на стул. Таджик или узбек предпочтут присесть на ковер, сложив ноги по-турецки. Зулус же подумает, что его европейские и среднеазиатские друзья просто не умеют отдыхать и совсем лишены фантазии. Способов сидеть такое множество! Притом они свои, особые, у зулусских мужчин и женщин. А представители одного из северо-австралийских племен больше всего любят отдыхать в удивительно неудобной, на наш взгляд, позе. Они стоят на одной ноге, уперев в колено ступню другой ноги.
Здороваясь, европеец протягивает руку, японец приседает, а камба в Кении в знак высокого уважения плюет во встречного. Человек из племени масаи при встрече торжественно сплевывает, потом смачивает собственную руку слюной и только после этого позволяет себе пожать руку знакомому. Мангбетту на севере Конго здороваются совсем по-европейски, за руку, но при этом вежливо похрустывают суставами средних пальцев.
Если вам не надоело перечисление, его можно продолжить. Тумбве в Танганьике, чтобы поздороваться, становятся на одно колено, берут горсть земли и сыплют ее крест-накрест на грудь и руки. На Замбези при аналогичных обстоятельствах хлопают в ладоши и делают реверанс, а при встрече с белым считается необходимым еще и шаркнуть ножкой: чем не европейский XVIII век?
Приветствуя друга, китаец спрашивает: «Ел ли ты?», иранец желает: «Будь весел!», зулус сообщает: «Я тебя вижу»...
Оказывается, поцелуи отнюдь не столь распространены, как может предполагать даже тот, кто знает, что дикие шимпанзе отлично умеют целоваться. Так, китайцы издревле терлись вместо этого носами, так же поступали и эскимосы. Древние египтяне целовались испокон веков, а у древних греков, если верить Геродоту, это увлекательное занятие привилось сравнительно поздно.
У зулусов для поцелуев существовал строжайший регламент. Дети не имеют права целовать отца и мать.
Отец не целует детей. Только мать свободна в изъявлении чувств, и то относительно: детей она целует по-разному, в зависимости от возраста, причем замужней дочери и взрослому сыну она целует руки. Куда как странно!
Что же, выходит, обычаи у всех людей разные?
Но... почему же у итальянцев есть старая поговорка: «Весь мир — одна страна»? Почему столько обычаев одинаковы у народов, живущих в разных концах мира? Например, жители Огненной Земли и Новой Зеландии, Швеции и Индии, Центральной Африки и любого другого уголка планеты считают необходимым говорить что-нибудь благожелательное человеку, чихнувшему в их присутствии. Пусть у каждого народа принято говорить в этом случае свое. Приветствия при встрече также различны, но ведь у всех народов такие приветствия обязательны. Как бы мы ни удивлялись различиям между людьми, сходства между ними больше.
Я за итальянскую поговорку про традиции народов мира, хотя и с некоторыми оговорками. А главная из них та, что если мир и есть одна страна — так только в разное время. Современный англичанин куда легче найдет общий язык с нынешним французом, чем со своим раскрашенным синей краской предком двухтысячелетней давности. Тому же англичанину вряд ли понравится средневековый рыцарь, о подвигах которого он с восторгом узнает перед сном из модного исторического романа. Образ жизни и множество житейских правил у них никак не совпадут, а ведь этих людей разделяют не тысячи километров, а сотни лет.
Все мы дети своего времени, поэтому хорошо и удобно чувствуем себя только в нем. Великие путешественники, ученые и художники, которые отлично осваивались на чужих берегах, — в сущности как бы в географическом прошлом — отнюдь не опровергают этого утверждения. Их время оставалось с ними — в них самих. Миклухо-Маклай, Стивенсон и Гоген, которым так нравилась Океания, в равной степени были там представителями настоящего в прошлом.
Мы с вами едим ложкой и вилкой, народы Восточной Азии нередко для этого пользуются палочками, эскимосы обходятся ножом, а среднеазиатское блюдо беш-бармак потому и называется так, что едят его «беш» — пятью, «бармак» — пальцами.
Войти в христианскую церковь в головном уборе — значит совершить святотатство. Кощунствует и тот, кто входит в синагогу или мечеть с непокрытой головой.
Кое-где на Востоке женщины до сих пор прячут лицо и тело под нелепыми бесформенными одеждами. Многие же африканцы еще и поныне полагают, что короткий передник — верх того, что они могут позволить надеть на себя в ущерб старинным обычаям, предписывающим полную наготу.
Чтобы отдохнуть среди дня, мы садимся на стул. Таджик или узбек предпочтут присесть на ковер, сложив ноги по-турецки. Зулус же подумает, что его европейские и среднеазиатские друзья просто не умеют отдыхать и совсем лишены фантазии. Способов сидеть такое множество! Притом они свои, особые, у зулусских мужчин и женщин. А представители одного из северо-австралийских племен больше всего любят отдыхать в удивительно неудобной, на наш взгляд, позе. Они стоят на одной ноге, уперев в колено ступню другой ноги.
Здороваясь, европеец протягивает руку, японец приседает, а камба в Кении в знак высокого уважения плюет во встречного. Человек из племени масаи при встрече торжественно сплевывает, потом смачивает собственную руку слюной и только после этого позволяет себе пожать руку знакомому. Мангбетту на севере Конго здороваются совсем по-европейски, за руку, но при этом вежливо похрустывают суставами средних пальцев.
Если вам не надоело перечисление, его можно продолжить. Тумбве в Танганьике, чтобы поздороваться, становятся на одно колено, берут горсть земли и сыплют ее крест-накрест на грудь и руки. На Замбези при аналогичных обстоятельствах хлопают в ладоши и делают реверанс, а при встрече с белым считается необходимым еще и шаркнуть ножкой: чем не европейский XVIII век?
Приветствуя друга, китаец спрашивает: «Ел ли ты?», иранец желает: «Будь весел!», зулус сообщает: «Я тебя вижу»...
Оказывается, поцелуи отнюдь не столь распространены, как может предполагать даже тот, кто знает, что дикие шимпанзе отлично умеют целоваться. Так, китайцы издревле терлись вместо этого носами, так же поступали и эскимосы. Древние египтяне целовались испокон веков, а у древних греков, если верить Геродоту, это увлекательное занятие привилось сравнительно поздно.
У зулусов для поцелуев существовал строжайший регламент. Дети не имеют права целовать отца и мать.
Отец не целует детей. Только мать свободна в изъявлении чувств, и то относительно: детей она целует по-разному, в зависимости от возраста, причем замужней дочери и взрослому сыну она целует руки. Куда как странно!
Что же, выходит, обычаи у всех людей разные?
Но... почему же у итальянцев есть старая поговорка: «Весь мир — одна страна»? Почему столько обычаев одинаковы у народов, живущих в разных концах мира? Например, жители Огненной Земли и Новой Зеландии, Швеции и Индии, Центральной Африки и любого другого уголка планеты считают необходимым говорить что-нибудь благожелательное человеку, чихнувшему в их присутствии. Пусть у каждого народа принято говорить в этом случае свое. Приветствия при встрече также различны, но ведь у всех народов такие приветствия обязательны. Как бы мы ни удивлялись различиям между людьми, сходства между ними больше.
Я за итальянскую поговорку про традиции народов мира, хотя и с некоторыми оговорками. А главная из них та, что если мир и есть одна страна — так только в разное время. Современный англичанин куда легче найдет общий язык с нынешним французом, чем со своим раскрашенным синей краской предком двухтысячелетней давности. Тому же англичанину вряд ли понравится средневековый рыцарь, о подвигах которого он с восторгом узнает перед сном из модного исторического романа. Образ жизни и множество житейских правил у них никак не совпадут, а ведь этих людей разделяют не тысячи километров, а сотни лет.
Все мы дети своего времени, поэтому хорошо и удобно чувствуем себя только в нем. Великие путешественники, ученые и художники, которые отлично осваивались на чужих берегах, — в сущности как бы в географическом прошлом — отнюдь не опровергают этого утверждения. Их время оставалось с ними — в них самих. Миклухо-Маклай, Стивенсон и Гоген, которым так нравилась Океания, в равной степени были там представителями настоящего в прошлом.
0
0