Бабушку Лермонтова звали Елизавета Алексеевна. Урожденная Столыпина перенесла много испытаний в жизни. Все удары судьбы нашли отражение во властном и твердом характере женщины. Кроме того бабушка Лермонтова унаследовала гордость, решительность и смелость от рода Столыпиных.
Фамилия бабушки Лермонтова – Арсеньева – принадлежит ее мужу, Михаилу Васильевичу Арсеньеву. Ее муж был поручиком гвардии. После свадьбы женщина умело взялась за хозяйство в имении Тарханы в Пензенской губернии, купленном ее мужем. Хозяйские качества позволили ей в будущем создать приличное состояние для своей семьи.
Лермонтов доставлял немало хлопот как Елизавете Алексеевне, так и своим учителям. Он, хоть и был очень умен, рос избалованным мальчиком. Бабушка, воспитывавшая Лермонтова, безмерно любила Михаила, не жалея на его воспитание и образование ни сил, ни денежных средств. Сам Мишель, как она его называла, также души не чаял в своей бабушке. Чтобы дать хорошее образование внуку, Арсеньева даже переехала с ним в Москву. Когда Лермонтов поступил в юнкерскую школу, бабушка и в Петербурге была рядом с любимым внуком. Они совершенно не могли долго находиться друг без друга.
Елизавета Арсеньева всегда была поклонником литературного творчества Лермонтова: «Стихи твои я больше десяти раз читала», – писала бабушка поэту в 1835 году. К тому же Лермонтов всегда мог смело положиться на нее в издательских и других книжных делах.
В 1837 году Лермонтова за его поэзию должна была ждать каторга. Но бабушка Лермонтова добилась через влиятельных родственников более мягкого наказания – ссылки на Кавказ. Затем она ходатайствовала за внука перед великим князем Михаилом Павловичем. Елизавета Алексеевна добилась того, чтобы Лермонтова перевели в Гродненский полк. Затем она беседовала с Бенкендорфом, шефом жандармов, о еще одном переводе внука – в Гусарский полк. Здесь в 1838 году Лермонтов снова подвергся наказанию за свой характер. Он явился на парад ради шутки с чересчур короткой саблей, и его отправили на гауптвахту. Однако, благодаря просьбам и мольбам бабушки офицера, Лермонтова выпустили. В 1840 году, во время следствия по делу о дуэли с Барантом, Елизавета Алексеевна снова облегчила жизнь находящемуся под стражей внуку тем, что добилась разрешения пускать к Лермонтову родственников. Во время второй ссылки Михаила на Кавказ, в 1841 году, бабушка также пыталась добиться помилования для внука. Ей даже удалось устроить отпуск Лермонтова с Кавказа в Петербург. Но на встречу с Михаилом бабушка русского поэта приехать из Тархан не смогла из-за весенних дорог, о чем потом горько жалела, ведь вскоре Лермонтова убили на дуэли.
Однажды я приехал снова в свой родной город. На то время мне было 20 лет. Я до сих пор помнил свою мать, я помнил девочку Марусю, часто ходил к ней на могилу. Могила уже совсем разрушилась , а старой часовни и вовсе не было. Я помнил моего друга Валера, которого давно не видел. Я помню всю картину детства, ведь её нельзя забыть. Вспоминая детство, я столкнулся с каким-то богатым человеком и спросил:
Вы кто?
Он ответил:
Я Валек. А мы с вами не встречались? А то уж больно лицо знакомое. Но сначала скажите, как вас зовут?
Меня Василий, для друзей просто Вася.
А у вас есть сестра?
Конечно! Сестру зовут Соня, а у вас?-
Эх… Была когда-то, но умерла ранним детством, а звали её Маруся.
Я удивлёнными глазами смотрел на человека и думал: «Неужели это Валек, друг моего детства! Как он изменился, как похорошел,» потом спросил:
А вы случайно не из «дурного общества»?
В детстве был. А что?
Я вас знаю! И вы меня тоже! Пойдёмте за мной, я вам кое-что покажу.
Я отвёл его могиле Маруси, а он сказал:
Это же моя сестра! Вася, это ты?
Да! Как мы давно не виделись! Ты так преобразился.
Это всё благодаря вашим деньгам. Отец нанялся на работу, получил зарплату, купил большой дом, а потом и одежду всем нам.
Так мы разговаривали до самого вечера, вспоминали детство и теперь всегда были вместе. Мы ходили в кафе, любили погулять и ходили к могиле Маруси.
Доктора Янсена ещё при жизни назвали святым, потому что люди видели его в неутомимом и тяжелом труде, сумели ещё при жизни оценить его бескорыстие, преданность делу и любовь к людям. Он обладал даром жить не для себя, а для людей. Доктор шёл на помощь людям даже тогда, когда дело касалось не медицины, а чего-то другого. Самопожертвование было в основе его существа. И люди были ему благодарны, вознеся его в ранг святого.
=======================================================================
Врачебный и человеческий авторитет доктора Янсена был выше, чем можно себе вообразить в наше время, Он обладал редчайшим даром жить не для себя, думать не о себе, заботиться не о себе, никогда никого не обманывать и всегда говорить правду, как бы горька она ни была. Такие люди перестают быть только специалистами: людская благодарная молва приписывает им мудрость, граничащую со святостью, И доктор Янсен не избежал этого. Человек, при жизни возведенный в ранг святого, уже не волен в своей смерти, если, конечно, этот ореол святости не создан искусственным освещением. Доктор Янсен был святым города Смоленска, а потому и обреченным на особую, мученическую смерть. Нет, не он искал героическую гибель, а героическая гибель искала его.
Доктор Янсен задохнулся в канализационном колодце, спасая детей.
В те времена центр города уже имел канализацию, которая постоянно рвалась, и тогда рылись глубокие колодцы. Над колодцами устанавливался ворот с бадьей, которой откачивали просочившиеся сточные воды. Процедура была длительной, рабочие в одну смену не управлялись, все замирало до утра, и тогда бадьей и воротом завладевали мы. Нет, не в одном катании – стремительном падении, стоя на бадье, и медленном подъеме из тьмы – таилась притягательная сила этого развлечения.
Провал в преисподнюю, где нельзя дышать, где воздух перенасыщен метаном, впрямую был связан с недавним прошлым наших отцов, с их риском, их разговорами, их воспоминаниями. Наши отцы прошли не только гражданскую, но и мировую, “германскую” войну, где применялись реальные отравляющие вещества.
И мы, сдерживая дыхание, с замирающим сердцем летели в смрадные дыры, как в газовую атаку.
Обычно на бадью становился один, а двое вертели ворот. Но однажды решили прокатиться вдвоем, и веревка оборвалась. Доктор Янсен появился, когда возле колодца метались двое пацанов. Отправив их за помощью, доктор тут же спустился в колодец, нашел уже потерявших сознание мальчишек, сумел вытащить одного и, не отдохнув, полез за вторым. Спустился, понял” что еще раз ему уже не подняться, привязал мальчика к обрывку веревки и потерял сознание. Мальчики пришли в себя быстро, но доктора Янсена спасти не удалось.
Так погиб последний святой города Смоленска, ценою своей жизни оплатив жизнь двух мальчиков, и меня потрясла не только его смерть, но и его похороны. Весь Смоленск от мала до велика хоронил своего Доктора.