Какой год, не помню. Общежитие – барак трудового лагеря (звучит жутковато, но если вы старше чем страна в которой живёте, то в курсе, что речь идёт о вывозе школьников в колхозы для помощи по сбору урожая).
Впечатление о трудовом лагере одно – всё время хочется жрать. И не потому, что не кормят, а потому, что молодому растущему организму жрать хочется всегда, вне зависимости от калорийности трёхразового казённого питания.
Ситуация: к одному из моих соседей по комнате, приезжают родители и привозят «передачку». Привозят прямо перед отбоем или, по нашим ощущениям, очень-очень поздно после ужина. От того, чтобы наброситься на домашнюю вкуснятину и сожрать её вместе с промасленной бумагой нас удерживает Разумный:
- Стойте, пацаны! Мы сейчас это всё сожрём и сразу спать надо ложиться – завтра опять голодными проснёмся. Давайте наутро всё оставим. Утром съедим - днём меньше жрать будет хотеться!
Аргумент железный. Жратва отправляется в тумбочку и все ложатся спать.
Но жрать всем хочется так, что заснуть ни у кого не получается. Через час, решаем встать и пойти «мазать девок» (обмазывать спящих девчонок зубной пастой).
Девчонки нашу идею похоронили, проснувшись при первой попытке открыть скрипучую дверь их комнаты.
С полчаса мы просидели у них в кромешной темноте, травя анекдоты, когда обнаружили, что девчонки проснулись не в полном составе. Одна тихонько сопела себе, равнодушная и к скрипучим дверям и к нашим анекдотам. Тут Разумному приходит в голову блестящая идея:
- У нас в комнате одна кровать пустая. Давайте перенесём Соню потихоньку к нам – то-то будет смеху, когда она проснётся.
На простыне мы переносим Соню к себе в комнату и засыпаем, хихикая в предвкушении утренней ржаки.
Под эти же хихиканья, Соня поутру открывает глаза и задаёт нависающим над ней рожам вполне логичный вопрос:
«А что вы тут делаете?».
Мы начинаем ржать, наперебой рассказывая Соне подробности её ночной передислокации.
Соня, сообразив что к чему, улыбается, понимающе тянет «А-а-а!» и выдаёт:
- Ну, тогда всё понятно! А-то я думаю, что такое? Вечером в тумбочке смотрела, еды не нашла, а ночью, вслепую – нащупала.
К концу этой фразы, оборвался наш смех и, синхронно с ним – оторвана дверца тумбочки. Из тумбочки на пол вяло выпала скомканная в «снежок» жирная обёрточная бумага.
Тут бы сказать «Последовала немая сцена достойная «Ревизора»», но сцена полностью немой не была. Рядом тихо скулил мой сосед по комнате, не рванувший догонять Разумного.