Стих Татьянs Красюк- В ДЕНЬ ВСЕНАРОДНОЙ СКОРБИ
он есть в инете - могу переписать
Поехали как – то всем семейством (мама, папа, дочка 7 лет) покупать тете Лене подарок (она вот - вот должна была родить). Выбрали подарок, и на обратном пути дочка спрашивает:
<span> - А что за праздник у тети Лены? </span>
<span> - Ребенок скоро родится. </span>
<span> - А где он? </span>
<span> - У неё в животике. </span>
<span> Пауза... </span>
<span> - Мам вот ты мне говорила, чтоб я пальцы в рот не сувала, а то червяки в животе заведутся. А вот интересно, что тетя Лена в рот взяла, что у неё ребенок там появился? </span>
<span> Машина остановилась, папа буквально выпал из-за руля.</span><span>
</span>
Проводя в лесу многое время, зная все его тайные тропки и тайны, бабушка (прим: имя сами подставьте) была для него "своим" человеком. Когда проводишь с кем-то много времени, привыкаешь и ты, и тот, с кем время проводишь. Так бывает с человеком, с животным, да и с природой. Бабушка не хотела от леса слишком многого, не брала, то что ей ненужно, не несла вреда, она изучала "повадки" леса. Ведь лес - большое живое существо, и вести надо себя с ним, как с живым. Все те, кто живёт в нём, живут по своим порядкам, и если их не будешь знать, никогда не станешь "своим" человеком в лесу. Вот и бабушка, знающая про повадки волков не пугается им при встрече, обращается, как к старым знакомым, знает всё про травы и животных.
P.s. извините, если нескладно вышло, за тафтологию тоже прощения прошу. Если вопросы есть, спросите.
Архитектура Москвы
Павел Петров. Городская лирика.
Колонный свод из многих стен,
Что есть над каждою водою.
Красавица… Достойна тем
Архитектурною молвой.
Москва с армадами, с канвой
Украсила дома – с такой
Неповторимою красой,
Достойной славы вековой.
Москва бескрайна многим тем,
Украшена на взоре стен,
Облита мрамором, бетоном,
Металлом, деревом и взором.
Москва открыта многим нам,
Пуская в путь к большим садам.
Здесь рококо есть и ампир,
Барокко, готика – весь мир!
Москва украшена везде –
Красива ночью на воде –
Неповторима и верна
Старинным правилам всегда.
Но старое заменит новым
И уберут в века всё то,
Вчерашнее велико слово –
Поставят завтрашнее всё!
И снова будет мир украшен
Московских улиц, площадей.
Здесь будет мило, будет краше!
Москва красива и сильней!
Кирпич не моден стал для них. Они
Стремятся снизить всё, что мы
Не сможем в этом им мешать –
Всё наше счастье создавать…
Москва уже не та, как прежде,
Везде панели едут к нам,
Пуская мир под своды там.
И вот они! Они ж небрежны…
Какие страшные «куски» …
Какие бледные «мазки» …
Какие чуждые нам краски…
Всё это в средствах, и под маской…
Москва под этими «стенами»
«Горит» панельными рядами,
Кричит всем вдаль, пуская взор –
Там есть мечты, но там – позор!
Мы всё живём, а время будет,
И мы изменим мир тогда!
Панели с горечью забудут –
Откроют новые года.
Бывали годы камня, стали…
Теперь панельный век прошёл…
Мы глупы всё ж! Умней не стали,
Изобретая то, что свёл
На окончание столетия,
Панельной жизни долголетия,
Тот архитекторов, что всегда
Дарует разум на года.
Панели, жуткие панели,
Возникли сразу над Кремлём;
Они массивные огнём
И страшные в свободе цели.
Панели милы, гармоничны,
Но очень малы и тесны,
Незаурядны и млады,
Не органичны, но практичны…
Они ведут себя не в даль,
Где будет там квартир печаль,
Они ведут нас в мир огней,
Мир окон, лифтов и дверей…
Панели эти разноцветны –
Прочнее старых, но опять
Не смогут с камнем устоять
По долговечности. Заметны
Нам ряд их красок, но всегда
Москва меняла стиль. Взяла
Теперь она наш монолит,
Построив в нём то, что стоит.
Но век закончился. Теперь
Панелей нет, и нет дверей.
Москва меняет всё на сталь,
Закрывшись со стыда под «шаль» …
Зелёный мир теперь на крышах,
И монолитом стал остов.
Дома надстраиваются выше,
Чем фонари речных мостов.
Полезность стала неуместна,
Диктует всё и всем цена,
И КПД не как полезно…
Тогда же в чём видна вина?
Панели уходящим строем
Встречают монолитный век.
Москва новейшим домостроем
Обманывает всё и всех…
Мечты здесь скрыться могут быстро,
Отдав красоты на бетон…
Но пред мечтою всё так чисто,
Но монолитом славен он!
Повесть открывается авторским отступлением о судьбе станционных смотрителей – достойных сострадания чиновников 14-го класса, на которых каждый проезжающий считает своим долгом выместить раздражение. Сам повествователь изъездил всю Россию и знал многих станционных смотрителей. В память об одном из них, Самсоне Вырине, «смотрителе почтённого сословия, написана эта повесть» .
В мае 1816 г. повествователь проезжает через небольшую станцию. На станции Дуня, красавица дочь смотрителя, подает чай. На стенах комнаты висят картинки, изображающие историю блудного сына. Повествователь и смотритель с дочерью вместе пьют чай, перед отъездом проезжающий целует Дуню в сенях (с ее согласия) .
Через несколько лет повествователь снова попадает на ту же станцию. Смотритель очень постарел. На вопросы о дочери он не отвечает, но после стакана пунша становится разговорчивее. Рассказывает, что 3 года назад молодой гусар (ротмистр Минский) провел несколько дней на станции, притворяясь больным и подкупив лекаря. Дуня за ним ухаживала. Выздоровев, ротмистр собирается в дорогу, вызывается подвести Дуню до церкви и увозит ее с собой. Потеряв дочь, старик отец заболевает от горя. Оправившись, он отправляется в Петербург искать Дуню. Минский отказывается отдать девушку, подсовывает старику деньги, тот выбрасывает ассигнации. Вечером смотритель видит дрожки Минского, следует за ними и таким образом выясняет, где живёт Дуня падает в обморок, Минский прогоняет старика. Смотритель возвращается на станцию и больше уже не пытается искать и возвращать дочь.
<span> Повествователь третий раз проезжает через эту станцию. Узнает, что старый смотритель спился и умер. Просит показать ему могилу. Мальчишка-проводник рассказывает, что однажды на могилу приезжала красивая барыня с тремя детьми, заказывала молебен и раздавала щедро чаевые</span>