<span> Приближение весны в деревне производило на меня необыкновенное раздражающее впечатление. Я чувствовал никогда не испытанное мною, особого рода волнение. Много содействовали тому разговоры с отцом и Евсеичем, которые радовались весне, как охотники, как люди, выросшие в деревне и </span>страстно любившие<span> природу, хотя сами того хорошенько не понимали, не определяли себе и сказанных сейчас мною слов никогда не употребляли. Находя во мне живое сочувствие, они с увлеченьем предавались удовольствию рассказывать мне: как сначала обтают горы, как побегут с них ручьи, как спустят пруд, разольется полая вода, пойдет вверх по полоям рыба, как начнут ловить ее вятелями и мордами; как прилетит летняя птица, запоют жаворонки, проснутся сурки и начнут свистать, сидя на задних лапках по своим сурчинам; как зазеленеют луга, оденется лес, кусты и зальются, защелкают в них соловьи... Простые, но горячие слова западали мне глубоко в душу, потрясали какие-то неведомые струны и пробуждали какие-то неизвестные томительные и сладкие чувства. Только нам троим, отцу, мне и Евсеичу, было не грустно и не скучно смотреть на почерневшие крыши и стены строений и голые сучья дерев, на мокреть и слякоть, на грязные сугробы снега, на лужи мутной воды, на серое небо, на туман сырого воздуха, на снег и дождь, то вместе, то попеременно падавшие из потемневших низких облаков. Заключенный в доме, потому что в мокрую погоду меня и на крыльцо не выпускали, я тем не менее следил за каждым шагом весны. В каждой комнате, чуть ли не в каждом окне, были у меня замечены особенные предметы или места, по которым я производил мои наблюдения: из новой горницы, то есть из нашей спальни, с одной стороны виднелась Челяевская гора, оголявшая постепенно свой крутой и круглый взлобок, с другой -- часть реки давно растаявшего Бугуруслана, с противоположным берегом; из гостиной чернелись проталины на Кудринской горе, особенно около круглого родникового озера, в котором мочили конопли; из залы стекленелась лужа воды, подтоплявшая грачовую рощу; из бабушкиной и тетушкиной горницы видно было гумно на высокой горе и множество сурчин по ней, которые с каждым днем освобождались от снега. Шире, длиннее становились грязные проталины, полнее наливалось озеро в роще, и, проходя сквозь забор, уже показывалась вода между капустных гряд в нашем огороде. Всё замечалось мною точно и внимательно, и каждый шаг весны торжествовался, как победа! С утра до вечера бегал я из комнаты в комнату, становясь на свои наблюдательные сторожевые места. Чтенье, письмо, игры с сестрой, даже разговоры с матерью -- всё вылетело у меня из головы. О том, чего не мог видеть своими глазами, получал я беспрестанные известия от отца, Евсеича, из девичьей и лакейской. "Пруд посинел и надулся, ездить по нем опасно, мужик с возом провалился, подпруда подошла под водяные колеса, молоть уж нельзя, пора спускать воду; Антошкин овраг ночью прошел, да и Мордовский напружился и почернел, скоро никуда нельзя будет проехать; дорожки начали проваливаться, в кухню не пройдешь. Мазан провалился с миской щей и щи пролил, мостки снесло, вода залила людскую баню", -- вот что слышал я беспрестанно, и неравнодушно принимались все такие известия. Грачи давно расхаживали по двору и начали вить гнезда в грачовой роще; скворцы и жаворонки тоже прилетели.</span>
1- Она резко выделяется из всей главы своей захватывающей страшной красотой. Здесь идёт не взгляд мальчика, а описание автора, который вспоминает захватывающий до ужаса и изумления бушующий огонь, ту стихию, которую, кажется, невозможно ни понять, ни остановить.
Эпитеты и описания таковы, что картина этой драмы кажется нарисованной на холсте.
Услыхал царь Иван, что за Уралом лежит земля, а на той земле богатства несметные лежат. Знал,он что эту землю Сибирью зовут и что много в ней добра таится.Да только земля эта далеко от его царства и не знал он никак как это царства покорить, как сибирского хана покорить.
Долго царь мучился и не знал как поступить. Прислужники его, бояре , забеспокоились, боялись как бы им без царя не остаться. И спросили они его от чего же он так занемог, он им всё и рассказал, они покачали головой и ушли. Подошёл к царю один бедный слуга и спросил откуда на царя хвороба навалилась, он поведал всё слуге и тогда слуга рассказал что слышал об одном молодце Ермаке Тимофеевиче. Да вот только никто не знает где этот молодец, тогда царь вскочил с постели, позвал к себе слуг верных и отправил их на Дон казака Ермака искать. Объездили слуги весь Дон, всех порасспросили, все слыхали про удалого казака, но никто не знал где он находится. Вернулись слуги обратно и сказали царю что всю изыскали, но так и не нашли Ермака. Позвал царь к себе слугу своего верного крестьянина который всё ему поведал. Наказал ему что бы он разыскал Ермака , а государь в свою очередь даст слуге любые богатства, слуга согласился и без богатств .Снарядили слугу и отправили в путь, слуга снял всё это и отправился искать казака. Долго ходил мужик и услышал от странника, что Ермак по Уралу бродит.
Исходил мужик весь Урал вдоль и поперек. Наконец ему удалось найти след атамана, нашел он семью его и попросил передать просьбу царя. Явился Ярмак Тимофеевич к царю без поклона, в шапке.И рассказал царь о землице нехоженой за Уралом, о хане сибирском Кучуме , обо всём рассказал. Ярмак перечить не стал и пошёл казаков своих верных собирать.
Летом в тот же год казаки дошли до Тобола, там построили лодки и добрались до Иртыша.. Здесь встретились они с людьми из Кучумова царства,бились долго, много полегло народу. Казаков погибло не мало, но Ермак всё же одолел хана сибирского и привел людей его под власть русскую. Самого страшного Кучума, Ермак хотел доставить до царя, но тот был хитрым хотел обмануть казаков и им пришлось убить хана. Когда люди Кучума покорились Ермаку он отправил одного казака к царю, чтоб всё доложил ему. Узнал царь что ворота в Сибирь открыты теперь стал людей туда посылать, кого по воле, кого нет. Вот так и появились русские в Сибири и по сей день живут. Поэтому мы и помним про Ермака Тимофеевича и про всех его казаков удалых!
Вообщем как то так