Музыка - это искусство наслождения чувства музыканта.
литература - это искусство творчества и чувств.
это моё мнение
и оно может быть ошибочным
ОБЪЯСНИТЬ ЗНАЧЕНИЕ СЛОВОСОЧЕТАНИЯ ПУСТОЙ СОСУД - В ПОЗДНЕЙШИХ ИЗДАНИЯХ ОТ ЭТОГО ТЕКСТА ПОСТОЯННО ДЕЛАЛИСЬ МЕЛКИЕ ОТСТУПЛЕНИЯ. ОСНОВНАЯ ЗАДАЧА СТИХОТВОРЕНИЯ - ОБЪЯСНИТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОЭТ
Рассказ Бунина «Цифры» написан в форме исповеди взрослого человека маленькому мальчику. Вот о чем идет в рассказе речь. Дядя, поссорившись со своим горячо любимым племянником Женей, пытается объяснить мотивы своего поведения по отношению к малышу. Ссора произошла вроде бы из-за пустяка. Дядя, приехав в гости к племяннику, пообещал ему купить в подарок пенал, книжки, цветные карандаши, а самое главное — обещал научить цифрам. Малыш, сгорая от нетерпения, требует немедленного исполнения обещанного. Но дяде не хочется идти в магазин сиюминутно и он говорит, что сегодня «царский день»,то есть выходной, и магазины не работают. Женя не верит и настаивает на своем. Дядя же, чтобы не баловать ребенка, твердо держится своей позиции. Тогда мальчик просит хотя бы показать ему цифры, но и тут его ждет отказ. Рассердившись, Женя, обычно очень ласковый, пригрозил своему дяде: «Ну, хорошо же, дядька! Помни ты это себе!» Энергия мальчика стала искать другой выход. Он расшалился, начал подпрыгивать и громко кричать. Раздраженный дядя шлепнул его и вытолкал за дверь. От обиды малыш заплакал. Дядя долго крепился, но после сам сделал первый шаг к примирению. Нелепая ссора закончилась тем, что он стал показывать племяннику цифры. «Теперь уже и я наслаждался твоей радостью», — говорит дядя о своих чувствах.
В этом рассказе Бунин очень тонко анализирует детскую психологию, сравнивая ее со взрослой. Взрослые и дети вроде бы живут вместе, пользуются одним языком, но редко понимают друг друга. Вырастая, человек забывает о своем детстве. Он помнит события, но не может воскресить своего детского отношения к ним. Конфликт дяди и племянника автор рассматривает с двух разных точек зрения. Радость мальчика была погашена гордостью и раздражительностью взрослого. Маленький человек стремился поско рее познать этот мир, изучить цифры, а взрослые, считая это баловством, откладывают все «на потом». Дядя, рассматривая свой поступок с высоты прожитых лет, стыдится его. Он понимает, что иногда взрослые мимоходом, не задумываясь, причиняют ребенку боль. Воспитывать детей нужно лаской, добротой, а не навязыванием своих взглядов — вот главная идея, которую хотел донести до читателя Бунин.
<span>Похожие сочинения</span>
Трава была еще покрыта росою, и она задержалась несколько, чтобы надеть калоши. Выйдя из дому, она нашла мужа, погруженного в созерцание распускающегося миндального бутона. Она окинула ищущим взором высокую траву и местность вокруг фруктовых деревьев. -- Где же Волк? -- Он только что был здесь. -- Уолт Ирвин мигом оторвался от поэтических и метафизических раздумий, вызванных чудом органического развития цветка, и посмотрел вдаль. -- Я видел, как он гнался за кроликом. -- Волк! Волк! Сюда! Волк!.. -- закричала Мэдж. Они миновали расчищенную полянку и пошли по лесной тропинке, украшенной восковыми колокольчиками мансаниты. Ирвин всунул в рот мизинцы обеих рук и помог ей резким свистом. Закрыв уши ладонями, она сделала гримасу. -- Однако для поэта, нежно настроенного, ты умеешь издавать довольно-таки некрасивые звуки. Мои барабанные перепонки... знаешь, они полопались. Ты свистишь громче, чем... -- Орфей? -- Нет, я хотела сказать: чем уличный бродяга, -- заключила она строго. -- Поэзия не мешает быть практичным. Мне, по крайней мере, она не мешает. Я не обладаю ведь тем легкомысленным гением, который неспособен продавать свои перлы журналам. Он принял шутливо-напыщенный вид и продолжал: -- Я не певец чердаков, но я и не салонный соловей. Почему? Да потому, что я практичен. Песнями я богат; а их я могу превращать -- конечно, обменивая -- в домик, увитый цветами, в прекрасный горный луг, в рощицу... Наконец, во фруктовый сад из тридцати семи деревьев, в длинную грядку ежевики да в две короткие грядки земляники, не говоря уже о четверти мили журчащего ручья. Я -- торгаш красоты, продавец песен, и о пользе я не забываю. Нет, моя дорогая Мэдж, я не забываю. Я пою песни и, благодаря издателям журналов, превращаю их в дыхание западного ветра, шепчущего в наших рощах, и в журчание струй и ручейков между мшистых камней. И от журчащих струй и дыханий ветерка зарождается песнь: то снова моя песнь возвращается ко мне: она не та, какую я пел, она другая, но вместе с тем она та же самая, но только чудесно преображенная... -- О, если бы все твои превращения были так удачны! -- засмеялась она. -- Назови хоть одно неудачное. -- Эти два великолепных сонета, которые ты превратил в корову, оказавшуюся потом по дойности худшей в округе. -- Она была прекрасна... -- начал он. -- Но она не давала молока, -- прервала его Мэдж. -- Но она была красива, не правда ли? -- настаивал он. -- Вот тут-то и видно, что не всегда красота приносит пользу. А вот и Волк. В чаще, покрывающей склон холма, раздался треск сухостоя, и вслед за этим, в сорока футах над ними, на краю скалистой стены, показалась волчья голова. Его передние лапы сдвинули камешек, и с настороженными ушами и неподвижными глазами он наблюдал падение камня, пока тот не ударился о землю у их ног. Тогда Волк перевел на них взгляд, оскалил зубы и словно ухмыльнулся. -- Волк! Волк, хороший Волк! -- звали его мужчина и женщина. При звуке их голосов собака прижала уши, и голова ее как будто ластилась под лаской невидимой руки. Они смотрели, как она лезла обратно в чашу, и продолжали идти. Несколько минут спустя на повороте дороги, где спуск был не так крут, Волк присоединился к ним. Он сдержанно проявлял свои чувства. После того как мужчина потрепал его около ушей, а женщина приласкала, он вырвался и помчался вперед по тропинке; скоро он был уже далеко. Он бежал, без усилий -- совсем по-волчьи -- скользя по земле. Сложением и тяжестью он походил на крупного волка. Но окраска говорила за то, что волком он не был. Эта окраска выдавала в нем собаку -- бурая, темно-коричневая, с красноватым оттенком. Спина и плечи были темно-бурой окраски, которая светлела на боках, а на животе становилась темно-желтой. Белые пятна на горле, на лапах и над глазами казались грязноватыми, ибо в них также проглядывал бурый оттенок. Глаза его напоминали топазы.