В словосочетание “кладовая солнца” автор вкладывает большое значение. Пришвин был агрономом, биохимиком, исследователем, следил за развитием современной ему науки. В «Кладовой солнца» он выступил не просто как писатель, но и как просветитель. В простой и ясной форме автор рассказывает о серьёзных естественнонаучных открытиях. Солнце отдаёт своё тепло растениям, растения отмирают и падают на дно болота, и там накапливается постепенно слой торфа. Торф — это природное богатство, которое жизнь на земле копила веками. Но целебная клюква, деревья и травы, животные и птицы этого болота — это тоже кладовая природы.
Первоначально «Кладовая солнца» называлась «Друг человека» . М. М. Пришвин отказался от этого названия. Если бы Пришвин назвал рассказ «Друг человека» , то весь акцент перенёс бы на образ собаки, которая спасла мальчика. Но главная идея рассказа в том, что природа — это огромная кладовая, и человек должен научиться пользовать природными богатствами разумно, без жадности, не терять лучшие человеческие качества. Название «Кладовая солнца» вполне соответствует этой идее.<span>
</span>
Ответ:
Взаимоотношения Обломова и Штольца Так или иначе линии, связующие судьбы персонажей романа "Обломов", присутствуют. Автору было необходимо показать, как возникает дружба между людьми полярных взглядов и типов темперамента. Взаимоотношения Обломова и Штольца во многом предопределены теми условиями, в которых они воспитывались и жили в юные годы. Оба мужчины росли вместе, в пансионе неподалеку от Обломовки. Отец Штольца служил там на должности управляющего. В том селе Верхлеве все было пропитано атмосферой «обломовщины», неспешности, пассивности, лени, простоты нравов. Но Андрей Иванович Штольц был хорошо образован, читал Виланда, учил стихи из Библии, пересчитывал неграмотные сводки крестьян и фабричных людей. Кроме того, он зачитывался баснями Крылова, а с матерью разбирал священную историю. Мальчик Илья сидел дома под мягким крылом родительской опеки, Штольц же проводил много времени на улице, в общении с соседскими ребятами. Их личности формировались по-разному. Обломов был подопечным нянечек и заботливых родных, тогда как Андрей не переставал заниматься физическим и умственным трудом.
Ему было двадцать лет. И уже вся война позади. И вот в ушанке, на которой еще сохранился примятый след звездочки, в сапогах, в шинели, но уже без погон приехал он в свой город, где жили они с матерью, и отец временами сюда наезжал, а теперь только две их могилки на кладбище.
Город был сильно разрушен, завален снегом непролазно, но там, под снегом, как-то дышала жизнь, исходили, дымы в зимнее небо, а жители, больше похожие на беженцев, одетые бог знает во что, раскапывали что-то в развалинах, волокли на санках. Но сохранилась простота отношений. «Друг! — сказал он шоферу, который, подняв капот полуторки, то дыханием согревал руки, то вновь головой лез в мотор, показывая латаную задницу. — Подвезешь, а?» Тот глянул на него белыми от мороза глазами, губы синие, дрожь бьет его, голос плачущий. «Сдохла кобыла, не видишь?»
Сунулись вместе в мотор, голова к голове. Сменяя друг друга, крутили заводную рукоятку, один в кабину лезет, другой рванет, рванет, аж шапка слетает в снег, разогрелись до пота, прежде чем мотор чихнул и зачихал, зачихал, все окутав сизым вонючим дымом. Поспешно захлопнули капот, сели — жива! И под канонаду из выхлопной трубы тронулись. «А ты говорил — сдохла!»
Из чистой благодарности шофер, может, и до кладбища довез бы его, но здесь, на окраине, так снегом завалило, не езжено, не хожено, только к обмерзшим колонкам, куда пробирались за водой, протоптаны стежки кривые.
Ворота кладбища — нараспашку. Чистой белизны снег, синеватые тени, мережка вороньих следов да черные, как огромные папахи, гнезда на голых деревьях в вышине. Тихо. Пусто. Ни души живой.
Могилу отца нашел сразу. Столбики кирпичные, когда-то обмазанные цементом, обрушены, прутья железные, соединявшие их, перебиты пулями, как по мягкому металлу, пули прошли. Могилу мамы искал долго. На том месте, где — помнил он зрительно — должна она быть, снег ровный. Рукавицами, потом голыми руками, перемазанными в машинном масле, разгребал он снег, начали, наконец, попадаться бетонные обломки: здесь где-то поблизости разорвался снаряд. С одного из обломков, на котором белел мрамор, охотничьим ножом, привезенным из Австрии (рукоятка — козья нога с шерстью, с подкованным копытцем), обколол лед и прочел половину отчества мамы и дату смерти. А умерла она за семь дней до убийства Кирова.
И, стоя над белым простором, под карканье ворон в зимнем небе, он сказал отцу и маме:
— Я вернулся.
Он еще не чувствовал так, как оно придет потом, что старшего его брата нет на свете. Он еще недалеко отошел от той черты, за которой столько осталось навечно. И не настало время думать, что же это происходило с людьми, что погнало немцев воевать на этом кладбище, а он венское кладбище брал, там тоже бой шел. От всего пока что избавляло радостное сознание. И он сказал отцу и маме, как будто они услышать могли:
— Мы победили.