19 век называют "Золотым веком" русской поэзии и веком русской литературы в мировом масштабе. Но литературный скачок, осуществившийся в 19 веке, был подготовлен всем ходом литературного процесса 17-18 веков.
19 век-это время формирования русского литературного языка, который оформился во многом благодаря А. С. Пушкину.
Но начался 19 век с расцвета сентиментализма и становления романтизма. Эти литературные направления нашли выражение, прежде всего, в поэзии. На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е. А. Баратынского, К. Н. Батюшкова, В. А. Жуковского, А. А. Фета, Д. В. Давыдова, Н. М. Языкова.
Творчеством Ф. И. Тютчева "Золотой век" русской поэзии был завершен. Тем не менее, центральной фигурой этого времени был Александр Сергеевич Пушкин.
Многие поэты и писатели считали А. С. Пушкина своим учителем и продолжали заложенные им традиции создания литературных произведений. Одним из таких поэтов был М. Ю. Лермонтов.
Русская поэзия 19 века была тесно связана с общественно политической жизнью страны. Поэты пытались осмыслить идею своего особого предназначения. Поэт в России считался проводником божественной истины, пророком. Поэты призывали власть прислушаться к их словам.
АСЯ..
I
«Мне было тогда лет двадцать пять, — начал Н.Н., — дела давно минувших дней, как видите. Я только что вырвался на волю и уехал за границу, не для того, чтобы «окончить мое воспитание», как говарива-лось тогда, а просто мне захотелось посмотреть на мир божий. Я был здоров, молод, весел, деньги у меня не переводились, заботы еще не успели завестись — я жил без оглядки, делал что хотел, процветал, одним словом. Мне тогда и в голову не приходило, что человек не растение и процветать ему долго нельзя. Молодость ест пряники золоченые, да и думает, что это-то и есть хлеб насущный; а придет время — и хлебца напросишься. Но толковать об этом не для чего.
Я путешествовал без всякой цели, без плана; останавливался везде, где мне нравилось, и отправлялся тотчас далее, как только чувствовал желание видеть новые лица — именно лица. Меня занимали исключительно одни люди; я ненавидел любопытные памятники, замечательные собрания, один вид лон-лакея возбуждал во мне ощущение тоски и злобы; я чуть с ума не сошел в дрезденском «Грюне Гевёлбе».
Герой очень любил толпу. Его забавляло «наблюдать людей...». Но недавно Н.Н. получил тяжелую душевную рану, потому и искал уединения. Он поселился в городке 3., который находился в двух верстах от Рейна. Как-то, гуляя, герой услышал музыку. Ему сказали, что это студенты приехали из Б. на коммерш. Н. Н. решил отправиться и посмотреть.
II
Коммерш — это особенного рода торжественный пир, на который сходятся студенты одной земли, или братства. «Почти все участники в коммерше носят издавна установленный костюм немецких студентов: венгерки, большие сапоги и маленькие шапочки с околышами известных цветов. Собираются студенты обыкновенно к обеду под председательством сениора, то есть старшины, — и пируют до утра, пьют, поют песни, Landesvater, Gaudeamus, курят, бранят филистеров; иногда они нанимают оркестр».
Н.Н. смешался с толпой зрителей. И тут вдруг услышал русский разговор. Здесь, рядом с ним, стоял молодой человек в фуражке и широкой куртке; он держал под руку девушку невысокого роста, в соломенной шляпе, закрывавшей всю верхнюю часть ее лица. Никак герой не ожидал увидеть русских «в таком захолустье».
Представились. Молодой человек —Гагин. Девушку, стоявшую рядом с ним, он назвал своей сестрой. Гагин тоже путешествует для своего удовольствия. У него было лицо «милое, ласковое, с большими мягкими глазами и мягкими курчавыми волосами. Говорил он так, что, даже не видя его лица, вы по одному звуку его голоса чувствовали, что он улыбается.
Девушка, которую он назвал своей сестрою, с первого взгляда показалась мне очень миловидной. Было что-то свое, особенное, в складе ее смугловатого круглого лица, с небольшим тонким носом, почти детскими щечками и черными, светлыми глазами. Она была грациозно сложена, но как будто не вполне еще развита. Она нисколько не походила на своего брата».
Гагин и Ася (ее имя было Анна) пригласили Н.Н. к себе в гости. Их домик находился высоко в горах. Начался ужин. Ася оказалась очень подвижной. «... Вставала, убегала в дом и прибегала снова, напевала вполголоса, часто смеялась, и престранным образом: казалось, она смеялась не тому, что слышала, а разным мыслям, приходившим ей в голову. Ее большие глаза глядели прямо, светло, смело, но иногда веки ее слегка щурились, и тогда взор ее внезапно становился глубок и нежен».
III
На другое утро Н.Н. навестил Гагин. Заговорили. У него было порядочное состояние, он ни от кого не зависел и хотел посвятить себя'живописи. Н.Н. расположился к новому знакомому и рассказал историю своей печальной любви. Гагин слушал из вежливости. Затем оба отправились смотреть этюды в домик в горах.
Аси в это время не было дома. Н.Н. не очень-то понравились рисунки, он сказал об этом честно. Гагин согласился: «...всё это очень плохо и незрело...»
Пошли отыскивать Асю.
IV
Пришли на развалины замка. «Мы уже подходили к ним, как вдруг впереди нас мелькнула женская фигура, быстро перебежала по груде обломков и поместилась на уступе стены, прямо н
1. Также как и в природе человеческая жизнь подчинена цикличности: на смену весне, с её обновлением, рождением, приходит лето — пора расцвета, зрелости с принесением обильных плодов; а за ним осень — своеобразное подведение итогов, дряхление, старость; и, как апогей — зима, прообраз смерти.
Под листьями автор подразумевает саму жизнь. Пока они зелены, полны сил и крепко держатся за ветки, жизнь кажется яркой, насыщенной, впереди ведь ещё столько времени, но это состояние (как и человеческая молодость) быстротечно, век зрелых лет мимолётен и полон разочарований, а впереди — неизбежная старость, сравниваемая с желтеющим листком, и лишённая по убеждению поэта, всякого смысла.
В первой строфе стихотворения листья как бы противопоставляют себя соснам и елям. Поэт заостряет внимание на том, что листьям не по нраву такая неизменность, жизненное однообразие («тощая зелень… не желтеет… но ввек не свежа»). Во второй строфе открывается истинный смысл жизни, её подлинность («цветём и блестим… краткое время на сучьях гостим»). Третья строфа повествует о наступившей осени («птички отпели»,»цветы отцвели», «лучи побледнели»), о мимолётности и быстротечности жизни листьев и нежелание их такого исхода («Так что же нам даром висеть и желтеть»). В последней строфе настроение изменяется, появляются восклицательные предложения с повторами («Скорей, скорей!», «Летите, летите!»), словно слышится свист, движение ветра, а с ним и полёт, свобода. Это действие означает жизнь, для листьев просто неприемлемо бессмысленное существование в ожидании неизбежного итога — смерти.