В романе Михаила Юрьевича Лермонтова показан молодой человек, страдающий от своей неприкаянности, - Печорин. Печорин не занимается музыкой, не изучает философию или военное дело, как остальные молодые светские люди. Но мы не можем не видеть, что Печорин «на голову выше» окружающих его людей, что он умён, образован, храбр, энергичен. Но нас отталкивает его равнодушие к людям, отношение к настоящей любви, дружбе, его эгоизм. Но способен ли Печорин быть другом? <span>В романе есть человек, с которым, кажется, главный герой дружен, - это доктор Вернер. В докторе Печорина привлекает скептицизм и материализм, а также то, что тот в душе поэт. Конечно, Печорину нравятся эти качества, ведь они по сути являются лучшими чертами его собственного характера. Однако у доктора есть и отличие от молодого человека: у него есть профессия, дело, он – врач. У Печорина-то дел не было. </span> <span>Возможна ли дружба между такими умными, понимающими друг друга людьми, которые «читают в душе друг друга» ? Оказывается, что нет. Во-первых, как говорит сам Печорин, к дружбе он неспособен, потому что «из двух друзей всегда один раб другого» (с моей точки зрения это не так, ведь настоящие друзья равны) . Кроме того, люди часто перенимают у друзей какие-то черты, привычки, манеры. Именно поэтому два друга часто похожи. Печорин же считает себя единственным и неповторимым, не нуждающемся в чужих привычках, он хочет лишь «подчинять своей воле всё, что его окружает» . Во-вторых, по словам молодого человека, он (как и доктор Вернер) относится к людям, которые «по правде… ко всему довольно равнодушно, кроме самих себя» . А также люди не могут дружить, не могут жертвовать чем-либо ради дружбы, они увлечены собой. </span> <span>Все нуждаются в друзьях, но не все их находят. Часто из-за того, что к людям у них слишком большие требования. Возможно, Печорин хотел, чтобы друг хоть в чём-то был лучше его, а это достаточно сложно: ведь у Печорина высокая самооценка, да и на самом деле он умён, хотя растрачивает свой ум на мелочи: он разрушает чужие судьбы вместо того, чтобы заняться устройством своей. </span> <span>Максим Максимыч — добрый малый. Печорин же обидел бывшего приятеля холодностью при встрече. Это не значит, что ему недоступны горькие угрызения совести. Мы не знаем, что он чувствовал в тот миг. Холодность — это лишь маска. Общество научило его быть осторожным: обнажать чувства — подвергать себя насмешкам, ненужному любопытству. </span> <span>Печорин необычен: он очень хорошо знает людей. Его увлечение – изучать их. Но он использует это не для сближения с ними, а для своеобразных экспериментов. Примером может служить его дуэль с Грушницким, где Печорин стоит под дулом пистолета, рискуя жизнью, но всё же полагая, что Грушницкий не законченный подлец и стрелять не станет. Возможно, эта необычность притягивает людей, но не может служить основой для долгих дружеских отношений. </span> <span>К тому же, в дружбе между людьми подразумеваются откровенные отношения, а Печорин способен снять маску или стереть грим лишь перед самим собой. Всё это в совокупности и его нежелание измениться приводят к тому, что у Печорина не друзей. Он обречён на одиночество, которое рано или поздно станет для него тягостным, и, может, именно это является его трагелией. </span>
Все свои стихотворения Николай Рубцов посвящал России — единственной матери, которую он знал, потому что был воспитанником детского дома. Его поэзия проникнута глубоким лиризмом и вызывает чувство светлой грусти. Рубцов, как никто другой, тонко чувствует окружающий мир. Он не только умеет читать его, как открытую книгу, но и разделять с ним радости и печали:
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье
И высокий полет этих гордых, прославленных птиц.
С нежностью вспоминает поэт милые его сердцу картины природы, виденные в детстве:
Высокий дуб. Глубокая вода.
Спокойные кругом ложатся тени.
И тихо так, как будто никогда
Природа здесь не знала потрясений!
Эти яркие образы лесов и рек, полей и лугов наполняют душу автора умиротворением и счастьем. Остается лишь сожаление о том, что время нельзя повернуть вспять. Но, может быть, оно даже и к лучшему, ведь ностальгия — небольшая плата за продление мига, «когда души не трогает беда». Даже став взрослым и неизбежно погрузившись в мелкие бытовые проблемы, Н. Рубцов не утрачивает способности видеть прекрасное в простом, замечать тайны и загадки природы:
И все же, глаза закрывая,
Я вижу: над крышами хат
В морозном тумане мерцая,
Таинственно звезды дрожат.
Большое значение поэт придает дому, родной стороне. С ними У него связаны самые лучшие воспоминания, без них он не мыслит своей жизни. И пусть край, в котором вырос Рубцов, суров и дик, это — самое дорогое, что у него есть:
В краю, где по дебрям, по рекам
Метелица свищет кругом,
Стоял запорошенный снегом
Бревенчатый низенький дом.
<span>Н. Рубцов — мой любимый поэт. Его стихотворения делают нас более чуткими и добрыми, учат любить природу и дорожить своей родиной.</span>
Вопрос о происхождении и развитии «1001 ночи» не выяснен полностью до настоящего времени. Попытки искать прародину этого сборника в Индии, делавшиеся его первыми исследователями, пока не получили достаточного обоснования. Прообразом «Ночей» на арабской почве был, вероятно, сделанный в X веке перевод персидского сборника «Хезар Афсане<span>» («Тысяча легенд», от персидских слов «Хезар» — «тысяча», «Афсане» — «сказка, легенда»). Перевод этот, носивший название «Тысяча ночей» или «Тысяча одна ночь», был, как свидетельствуют арабские писатели того времени, очень популярен в столице восточного </span>халифата<span>, в </span>Багдаде<span>. Судить о характере его мы не можем, так как до нас дошёл лишь обрамляющий его рассказ, совпадающий с рамкой «1001 ночи». В эту удобную рамку вставлялись в разное время различные рассказы, иногда — целые циклы рассказов, в свою очередь обрамлённые, как например «Сказка о горбуне», «Носильщик и три девушки» и другие. Отдельные сказки сборника, до включения их в писанный текст, существовали часто самостоятельно, иногда в более распространённой форме. Можно с большим основанием предполагать, что первыми редакторами текста сказок были профессиональные рассказчики, заимствовавшие свой материал прямо из устных источников; под диктовку рассказчиков сказки записывались книгопродавцами, стремившимися удовлетворить спрос на рукописи «1001 ночи».</span>