1 Первому, старшему изо всех, Феде, вы бы дали лет четырнадцать. Это был стройный мальчик, с красивыми и тонкими, немного мелкими чертами лица, кудрявыми белокурыми волосами, светлыми глазами и постоянной полувеселой, полурассеянной улыбкой. Он принадлежал, по всем приметам, к богатой семье и выехал-то в поле не по нужде, а так, для забавы. На нем была пестрая ситцевая рубаха с желтой каемкой; небольшой новый армячок, надетый внакидку, чуть держался на его узеньких плечиках; на голубеньком поясе висел гребешок. Сапоги его с низкими голенищами были точно его сапоги — не отцовские.
2 У второго мальчика, Павлуши, волосы были всклоченные, черные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное, рябое, рот большой, но правильный, вся голова огромная, как говорится, с пивной котел, тело приземистое, неуклюжее. Малый был неказистый — что и говорить! — а все-таки он мне понравился: глядел он очень умно и прямо, да и в голосе у него звучала сила. Одеждой своей он щеголять не мог: вся она состояла из простой замашной рубахи да из заплатанных портов.
3 Лицо третьего, Ильюши, было довольно незначительно: горбоносое, вытянутое, подслеповатое, оно выражало какую-то тупую, болезненную заботливость; сжатые губы его не шевелились, сдвинутые брови не расходились — он словно всё щурился от огня. Его желтые, почти белые волосы торчали острыми косицами из-под низенькой войлочной шапочки, которую он обеими руками то и дело надвигал себе на уши. На нем были новые лапти и онучи; толстая веревка, три раза перевитая вокруг стана, тщательно стягивала его опрятную черную свитку. И ему и Павлуше на вид было не более двенадцати лет.
4 Четвертый, Костя, мальчик лет десяти, возбуждал мое любопытство своим задумчивым и печальным взором. Всё лицо его было невелико, худо, в веснушках, книзу заострено, как у белки: губы едва было можно различить; но странное впечатление производили его большие, черные, жидким блеском блестевшие глаза: они, казалось, хотели что-то высказать, для чего на языке, — на его языке по крайней мере, — не было слов. Он был маленького роста, сложения тщедушного и одет довольно бедно.
5 Последнего, Ваню, я сперва было и не заметил: он лежал на земле, смирнехонько прикорнув под угловатую рогожу, и только изредка выставлял из-под нее свою русую кудрявую голову. Этому мальчику было всего лет семь.
1- Он был не очень красив но у него была добрая душа!!!!
2- Герасиму очень не хватало своей родной деревни!!!!!!!!!!
3-Он был охраником Боярского двора!!!!
4- он жил а не очень уютной коморке но Герасим не жаловался
5- Его не долюбливали но Гирасем относился ко всем хорошо!!!
Одним из главных героев комедии “Недоросль” Фонвизина является Простаков Митрофан Терентьевич, дворянский сын Простаковых.
Имя Митрофан означает “подобный”, похожий на мать. Может таким именем госпожа Простакова хотела показать, что ее сын- отражение самой Простаковой.
Митрофанушке было шестнадцать лет, но его мать не хотела расставаться со своим ребенком и желала оставить при себе до двадцати шести лет, не отпуская на службу.
Сама госпожа Простакова была тупа, нагла, невежлива, и по этому не прислушивалась ни к чьему мнению.
“Пока Митрофан еще в недорослях, пока его и поженить; а там лет через десяток, как войдет, избави боже, в службу, всего потерпите”.
У самого Митрофанушке отсутствует цель в жизни, он только любил поесть, бездельничать и гонять голубей: “Побегу-тка теперь на голубятню, так авось – либо…” На что его мать отвечала: “ Поди, порезвись, Митрофанушка”.
Митрофан не хотел учиться, его мать наняла ему учителей лишь потому, что так было положено в дворянских семьях, а не для того, чтобы сын ее учился уму – разуму. Как он говорил матери: “ Слушаст, матушка. Я те потешу. Поучусь; только чтоб это был последний. Час моит воли пришел. Не хочу учиться, хочу жениться” А госпожа Простакова всегда вторила ему: “ Мне очень мило, что Митрофанушка вперед шагать не любит, С его умом, да заметет далеко, да и боже избави! Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота. Не учись этой дурацкой науке!”
Самые дурные качества характера, самые отсталые взгляды на науку характеризуют таких молодых дворян, как Митрофан. Также он необычайно ленив.
Сама Госпожа Простакова души в Митрофанушке не чаяла. Фонвизин понял неразумность ее слепой, животной любви к своему детищу, Митрофану,- любви, которая, сущности, губит ее сына. Митрофан объедался до коликов в животе, а мама все уговаривала съесть еще. Няня говорила: “ Он уже и так, матушка, пять булочек съел”. На что Простакова отвечала: “ Так тебе жаль шестой, бестия”. Эти слова показывают заботу о сыне. Она старалась обеспечить ему беззаботное будущие, решила женить его на богатой жене. Если кто – либо обижает ее сына, она сразу идет на защиту. Митрофанушка был одним ее утешением.
Митрофан относился к своей матери пренебрежительно: “ Да! Того и гляди, что от дядюшки таска: а там с его кулаков да за часослов” Что, что ты хочешь сделать? Опомнись, душенька!” “Вить здесь и река близко. Нырну, так и поминай как звали”. “Уморил! Уморил Бог с тобой!”: эти слова доказывают, что он совсем не любит и ему совсем не жаль свою родную мать, Митрофан ее не уважает и играет над ее чувствами. А когда потерявшая власть Простакова бросается к сыну со словами: Один ты остался у меня, мой сердечный друг, Митрофанушка! ”. А в ответ слышит бессердечное: “ Да отвяжись ты, матушка, как навязалась”. “ Ночь всю така дрянь в глаза лезла”. “ Какая же дрянь Митрофанушка?”. “ Да то ты, матушка, то батюшка”.
Простаков боялся жены и в ее присутствии о сыне говорил так: “По крайней мере, я люблю его, как подлежит родителю, то-то умное дитя, то-то разумное, забавник, затейник; иногда я от него вне себя от радости сам истинно не верю, что он мой сын”, и добавлял, глядя на жену: “ При твоих глазах мои ничего не видят”.
Тарас Скотинин, смотря на все происходящее, повторял: “ Ну, Митрофанушка, ты, я вижу, матушкин сынок, а не батюшкин!” А Митрофан к своему дяде обращался: “ что ты, дядюшка, белены объелся? Убирайся, дядюшка, проваливай”.
Своей матери Митрофан всегда грубил, огрызался на нее. Хотя Еремеевна не получала не копейки за воспитание недоросля, по старалась его обучить хорошему, защищала от дяди: “издохну на месте, а дитя не выдам. Сунься, сударь, только изволь сунуться. Я те бельмо-то выцарапаю”. Старалась сделать из него порядочного человека: “ Да поучи хоть немножко”. “ Ну, еще слово молви, стара хрычовка! Уж я те отделаю; я опять пожалуюсь матушке, так она тебе изволит дать таску по-вчерашнему”. Из всех учителей хвалил Митрофанушку только немец Адам Адамыч Вральман, да и то из-за того, чтобы на него не сердилась и не ругала Простакова. Остальные учителя открыто ругали его. Например Цыфиркин: “ Ваше благород
Русалки очень красивые, у неё необычный , загадочный хвост. Она <span>готова отказаться от своей жизни в море ради того, чтобы получить человеческую душу и любовь принца. Моё отношение к русалочке скорее всего положительное потому что она заботливая, трудолюбивая девушка. Только вот она часто ослушевалась своего отца.... Она скорее всего поступила не правильно ослушалась отца и все обернулось ужасно.Но все же потом все наладилось.</span>
изображаемые в художественной литературе события, персонажи, обстоятельства, не существующие на самом деле. Вымысел не претендует на то, чтобы быть истинным, но и не является ложью. Это особый род художественной условности, и автор произведения, и читатели понимают, что описываемых происшествий и героев в действительности не было, но вместе с тем воспринимают изображаемое как то, что могло бы быть в нашей повседневной земной жизни или в каком-то другом мире.
В фольклоре роль и место вымысла были строго ограничены: вымышленные сюжеты и герои допускались только в сказках. В мировой литературе вымысел укоренился постепенно, когда произведения словесности начали восприниматься как художественные сочинения, призванные удивлять, восхищать и развлекать. Литературы Др. Востока, древнегреческая и римская литературы в первые века своего существования не знали вымысла как осознанного приёма. Они повествовали либо о богах и мифологических героях и их деяниях, либо об исторических событиях и их участниках. Всё это считалось истинным, происходившим в реальности. Однако уже в 5–6 вв. до н. э. древнегреческие писатели перестают воспринимать мифологические сюжеты как повествования о реальных событиях. В 4 в. философ Аристотель в трактате «Поэтика» утверждал, что основное отличие литературных сочинений от исторических произведений заключается в том, что историки пишут о тех событиях, которые происходили в реальности, а писатели – о тех, которые могли бы произойти.
В начале нашей эры в древнегреческой и римской литературе формируется жанр романа, в котором художественный вымысел – основа повествования. С героями романов (как правило, это влюблённые юноша и девушка) происходят самые невероятные приключения, но в конце концов влюблённые счастливо соединяются. По своему происхождению вымысел в романе во многом связан с сюжетами сказок. С позднеантичных времён роман становится главным литературным жанром, в котором обязателен вымысел. Позднее, в Средние века и в эпоху Возрождения, к ним присоединяется малый прозаический жанр с неожиданным развитием сюжета – новелла. В Новое время формируются жанры повести и рассказа, также неразрывно связанные с художественным вымыслом.
В западноевропейской средневековой литературе художественный вымысел свойствен прежде всего стихотворным и прозаическим рыцарским романам. В 17–18 вв. в европейской литературе был очень популярен жанр авантюрного романа. Сюжеты авантюрных романов строились из неожиданных и опасных приключений, участниками которых были персонажи.
Древнерусская литература, имевшая религиозный характер и ставившая своей целью раскрытие истин христианской веры, до 17 в. не знала вымысла, который считался неполезным и греховным. Невероятные с точки зрения физических и биологических законов жизни события (напр., чудеса в житиях святых) воспринимались как истинные.
Разные литературные направления не одинаково относились к художественному вымыслу. Классицизм, реализм и натурализм требовали достоверности, правдоподобия и ограничивали воображение писателя: произвол авторской фантазии не приветствовался. Барокко, романтизм, модернизм благосклонно относились к праву сочинителя изображать события, невероятные с точки зрения обыденного сознания или законов земной жизни.
Художественный вымысел разнолик. Он может не отступать от правдоподобия в изображении повседневной жизни, как в реалистических романах, но может и полностью порывать с требованиями соответствия реальности, как во многих модернистских романах (напр., в романе рус. писателя-символиста А. Белого «Петербург»), как в литературных сказках (напр., в сказках немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана, в сказках датского писателя Х. К. Андерсена, в сказках М. Е. Салтыкова-Щедрина) или в родственных сказкам произведениях в жанре романа-фэнтези (напр., в романах Дж. Толкина и К. Льюиса). Художественный вымысел – неотъемлемая черта исторических романов, даже если все их герои являются реальными лицами. В литературе границы между художественным вымыслом и достоверностью очень условны и подвижны: их трудно провести в жанре мемуаров, художественных автобиографий, литературных биографий, рассказывающих о жизни известных людей.